Старые великие полотна, побывавшие в войну в Сов. России и вернувшиеся в Германию… На площади остовы невыразимой красоты дворца, Большой (лучшей когда-то в Германии) Оперы… Голос громкоговорителя… Толпа на площади вопреки всему празднующая 750-летие своего уничтоженного города. Мы с Л., не видевшие Дрезденской галереи в бытность ее в России и увидевшие ее здесь, в день открытия…

Долго сидел перед Мадонной… внимал Ее Молчанию… Смотрел на нее и на новые квадраты нового паркета… на новую толпу… Страшно все… Страшно…

В начале 9-го приехали с Л. домой. Я сел записать дни.

4 июня.

Каким-то образом немцы узнали, что сегодня день моего рождения. Во время завтрака за нарядно убранным, отдельным длинным столом — внизу, в ресторане, с открытой дверью в садик — появились какие-то представители от кого-то с цветами и поздравлениями. (От Жая утром появился маленький крольчатник, мышки; даже пономаревская переводчица поднесла резного, из дерева, крошечного пианиста за роялем; очень это все было трогательно, даже стеснительно. На душе стало как-то прозрачно, невесомо и трепетно, как в детстве.

Репетиция с 10 до 1. Концерт — в помещении Городского театра. Попытки администрации усадить оркестр на сцене, чтоб на места оркестровой ямы поставить 3 лишних ряда. Пономарев настоял на отмене этого, добился настила и вынесения оркестра вперед, в зал.

Дирижерская комната — в конце коридора за сценой, с роялем и письменным столом. Два окна. Одно — в узенький переулок, другое — на широкую площадь-пустырь, зеленеющую местами травой.

Для разыгровки сыграли № 1 из «Раймонды». Потом «Франческу» и Моцарта. Затем с Давидом Ойстрахом — Концерт. Акустика хорошая.

С 3 до 6 довольно благополучно дремал в тишине. В 6 часов, внизу, хозяйка собственноручно приготовила ванну, которая была весьма приятна и успокоила разболевшийся было живот. В общем, чувствовал себя сносно, но как-то несобранно: мысли и чувства все время разбегались и суетились. И так — до самого выхода. Тем не менее Моцарт очень удался. И весь концерт прошел с большим успехом. Был Конвичный, приходивший в антракте и в конце с восторгами: Моцарт «tip-top!», «Fantastisch!» и т.п.

После концерта пришлось ехать на прием министра культуры. Тут же в театре срочно достали утюг. Жай выгладила мокрую мою рубаху, и так, во фраке, я и поехал. <…>

Сидели до 2-х часов ночи. У себя — укладывались и пытались дремать, но это плохо удалось.

5 июня.

В 8 часов встал. Выглянул в окно: внизу под липами сидит Пономарь. Общий завтрак, прощание, надписи автографовграфов. Трогательный хозяин поднес (за вчерашний день рождения) мне вазочку с цветами. Обоюдные благодарности, пожелания и в 10.15 — тронулись на Берлин. Уже большая выросла рожь в полях и ходят по ней сизые волны. Кой-где кровавыми бабочками трепещут в траве зацветающие маки. В 12 часов брызнул дождик. Мирная земля — прибранные леса с аккуратно сложенными кучками сучьев и валежника.

В 1 час — Берлин. Контрольный пункт. Удивительный контраст между Берлином и остальной страной ГДР! В Берлине бушует бурная, непрекращающаяся диффузия, все какое-то «ненастоящее» и вместе с тем — агрессивно величественное и пренеприятное. В самой же стране мирно и дружно и устойчиво идет прорастание побегов новой жизни, подобных побегам от пня поверженного, но могучего дерева. Остановку сделали в санатории, где во время берлинских концертов жил оркестр. Сутолока машин, людей, чемоданов, погрузки. Нам для отдыха отвели комнатку во флигеле, в стороне. По пути туда встретился выводок только что вылетевших скворчат, с их знакомой всюду — и здесь, и в Тверской — одинаковой радостью солнцу, небу и восторженным, оглушительным верещанием.

Во время обеда опять появился представитель какого-то общества, опять с подарками на день рождения: книгами, альбомами, фото. В 3 часа тронулись в посольство за паспортами («кадр» нагнавшей нас Лии). В 4 часа проехали Бранденбургские ворота, в 4.30 контрольный пункт ГДР (из «демократического» Берлина без пропуска не выпускают и в ГДР!).

Опять знакомая зеленая, ухоженная земля, саженые соснячки, фруктовые, уже отцветшие сады, черепица крыш, поля ржи, опрятные пахари, лошади сытые, крупные, а борозды на пашне такие, что радуют глаз. Впереди идут три автобуса с оркестрантами, за ними наши оба «БМВ». Идем со скоростью 70–80 км. Автобан — как паркет стелется под колеса. Кой-где густые дубовые, березовые рощи. Мелькают бесчисленные, похожие друг на друга как близнецы, мосты и перекрестки. В 6.30 переехали Эльбу. Стали попадаться поля ячменя такого густого и с таким крупным колосом, что кажется, по земле раскинули полосы нежно-зеленого плюша. Вдалеке дорога то протягивается бесконечным полотном, то поднимается узкой шейкой и, как бы обламываясь, пропадает за холмами. В 7.30 проверка: въезжаем в американскую зону. Вереницы автобусов, грузовиков, легковых машин. Какой кошмар придумывают люди!! …А чернобыльник и черемуха за решеткой и колючей проволокой «границы» — точно такие же, что и в Тверской, так же кивают в ветерке вершинками, так же благоухают вечерним своим запахом…

В 8.30 зашло солнце. Обозначились в лесах копья елок. Стемнело. Мелькают впереди красные глаза машины антрепренера Янки. Несемся мимо мелькающих силуэтов стволов, над нами, как дым, клубится летящая между черными кронами деревьев полоса еще светлого неба.

В 11.30, наконец, Гамбург. В темной бездне висящие, роящиеся огни, толпящиеся машины, мост через реку. По ослепительным улицам к гостинице. Красивая седая дама: директор Филармонии. Долгая выгрузка оркестра. Подозрительные типы около. Ресторан уже закрыт, есть только холодное. Номер просторный, чистый, затянутый толстым ковром, блещущий белизной постелей. Кафельная ванна. Повсюду поражающе яркое освещение.

Бесконечная усталость: ведь сегодня мы пробыли 11 часов в машинах! К 1 часу ночи мертвый сон, невзирая на лязг, грохот и стук улицы.

6 июня.

Встал рано. Л. еще сладко спит, упрятавшись под пуховой периной. Уже гудит и рыкает улица. Тихонько умылся, принял ванну. В 10.30 завтракал. В 11.30 машина на репетицию. Очень красивый старонемецкий, большой зал (1900 человек). С хорошей акустикой. Какой-то седовласый, с видом профессора, работник местного оркестра помогает установить рассадку на эстраде. Репетиция с 12 до 1.45 (с 20-минутным перерывом): 1-й заезд — 1-й номер «Раймонды», 4-я ч. Пятой симфонии Чайковского, начало 2-й ч., середина вальса. 2-й заезд — шлифовка увертюры «Свадьбы Фигаро». После репетиции с Л., Лией и Куртом — по городу. Кипящая, бьющая через край динамика улиц. Неохватная, пестрая картина гавани с кораблями всех стран, снующими суденышками, точно висящей в небе осветительной сетью гигантского