– Я работал инженером на деревообрабатывающем комбинате, –охотно сообщил Саша, – но зарплату задерживают месяцами и платят копейки. А уменя семья, ребенок маленький. Вот и кручусь теперь, подрабатываю чем Бог даст.В основном калымлю. Или калымю? Ты вот переводчик, с высшим гуманитарнымобразованием. Как правильно?

– Не знаю, – улыбнулась Лена, – это ненормативная лексика.

– Ненормативная, – кивнул шофер, – грубая и жаргоннаялексика. Как хочешь, так и склоняй. А вот вопрос на засыпку: что оно обозначает,это словечко, и откуда произошло?

– От татарского «калым», выкуп за невесту. В русскомобозначает незаконные поборы и взятки. Так что калымщик в исходном смыслескорее рэкетир. А ты, Саша, занимаешься частным извозом – если я не ошибаюсь.

– Не ошибаешься, – рассмеялся Саша, – а на досуге люблюкроссворды разгадывать. Вхожу в небывалый азарт. Поэтому и набираюсь эрудиции упассажиров. Про запас, так сказать. Вдруг пригодится? А заодно и памятьтренирую. Но вообще-то, стал я уже подумывать, а не переквалифицироваться лимне в калымщика-рэкетира? Совсем заела местная мафия, дышать не дает, особеннов аэропорту и у гостиниц… Местные на такси не ездят, только приезжие.

Остаток пути Майкл оживленно болтал с шофером Сашей. Ленапереводила.

Гостиница «Тура» была лучшей в городе. Когда Лена осталасьнаконец одна в своем маленьком одноместном номере, она бросила на пол дорожнуюсумку, сняла сапоги, упала в кресло и несколько минут сидела, глядя в окно намедленный крупный снег, на сизое северное небо. В маленькой черной сумке, вотдельном кармашке, лежали письма от Васи Слепака и от матери погибшегостаршего лейтенанта Захарова. На обоих были домашние адреса – тюменский итобольский. Надо ли ходить по этим адресам? Возможно, по ним живут уже совсемдругие люди, а если все те же, то что она скажет?

Придет чужая женщина, станет расспрашивать о давнем горе,копаться в болезненных подробностях. Это ведь только жжется, что время лечит.Вася Слепак вряд ли забыл расстрелянного отца. А Надежда Ивановна Захарова навернякадо сих пор плачет ночами по убитому сыну. «И с чего я взяла, что та историяимеет отношение к смерти Мити и Кати, к взрыву коляски, к Волкову и его жене?Какая тут может быть связь?» – спросила она себя и, поднявшись с кресла, сталаразбирать дорожную сумку, достала тапочки и большую косметичку.

«Отца Васи Слепака обвиняли в изнасиловании и убийственескольких девочек, – думала она, выкладывая на полочку в ванной бутылкушампуня, зубную пасту, мыльницу, – в последнем рассказе Захарова речь идет онесправедливо подозреваемом в изнасилованиях и убийствах. Слепака-старшегорасстреляли. Захарова убили. От Тюмени до Тобольска всего ночь езды поездом. Асамолетом – час. Волков родился и жил в Тобольске. Четырнадцать лет назад впарке над Тоболом нашли убитую изнасилованную девочку. Мы той ночью жгликостер, жарили шашлык и пели песни. А тем временем кто-то насиловал и убивалдевочку. Совсем рядом… Веня Волков был с нами постоянно…»

Лена повернула кран гостиничного душа и не поверила: сразуполилась горячая вода. Все-таки многое изменилось в этом городе за четырнадцатьлет! Быстро раздевшись, она с наслаждением встала под душ.

«Нет, – думала она, смывая с себя дорожную грязь и усталость,– он уходил той ночью. Он исчез на какое-то время. Митя отправился его искать.А потом – пятна крови на светлом свитере. Волков выглядел очень странно, у негобыл какой-то безумный, блуждающий взгляд. Он сказал, что кровь пошла из носа,что ему совсем нельзя пить… Но ведь он почти не пил той ночью. Почему я такхорошо помню? Может, я путаю, фантазирую?»

Закутавшись в большое гостиничное полотенце и сунув ноги втапочки, Лена извлекла со дна сумки эмалированную кружку, кипятильник, банкумолотого кофе, сахар и маленькую мельхиоровую чашечку, которую многие годывозила с собой в командировки. Конечно, растворимый кофе в гостиничных условияхсделать проще. Но Лена его терпеть не могла. Кофе должен быть сварен из мелкосмолотых, тщательно обжаренных зерен. И пить его надо из маленькой, тонкостейной чашки. Иначе это кислая бурда, а не кофе.

Когда вода в кружке закипела, Лена выключила кипятильник,бросила в воду четыре полные ложки кофе, три куска сахару и опять вставилавилку кипятильника в розетку, буквально на две минуты, только чтобы чутьподнялась пена.

Пока кофе отстаивался, Лена оделась – очень вовремя Кактолько она застегнула «молнию» на джинсах, послышался стук в дверь.

Это был Майкл, розовый, с сияющей лысиной. Он тоже успелпринять душ, переодеться и побрызгаться туалетной водой.

– Я вот все думаю, – сказал он, усаживаясь в кресло, – вдругв местном ресторане нет ничего вегетарианского? Что мне тогда делать?

– Давай для начала выпьем кофе, – предложила Лена.

– Кофе и сигареты – твоя основная еда. Я понимаю, почему тытакая худая. Обе мои невестки после родов и кормлений прибавили фунтов подесять. Для младшей, Джози, это стало главным содержанием жизни – диеты,гимнастики, всякие вредные таблетки. А главное – характер испортился. Когдаженщина себе не нравится, у нее катастрофически портится характер. Скажи мнечестно, как тебе удалось сохранить фигуру? Неужели только кофе и сигареты?

– У меня сразу все ушло в молоко, – улыбнулась Лена, – якормила Лизу до года. При этом, естественно, не курила и кофе не пила. Но запервые три месяца после родов похудела на восемь килограммов. То есть нашестнадцать фунтов. Сколько набрала за беременность, столько сразу и сбросила.Все, что я ела, уходило в молоко. Так что передай Джози: лучший способ сброситьвес – это родить ребенка и кормить его как можно дольше. Не надо никаких диет,таблеток и гимнастик.

– Вот могла же ты не курить, когда кормила ребенка? – Майклназидательно поднял палец. – И когда была беременной, тоже не курила.Правильно?

– Правильно, – кивнула Лена.

– Вот видишь, – Майкл радостно шлепнул себя по коленке изалпом выпил остывший кофе, – можешь ведь, если захочешь! Не хочу утомлять тебяпрописными истинами, но, по статистике, каждый третий курильщик страдаеттахикардией, риск рака легких увеличивается на восемьдесят процентов…

Лена слушала и кивала. Майкл мужественно терпел два дня, нетрогал ее с лекциями о вреде курения. Но наконец не выдержал. Надо было датьему выговориться. Все-таки он являлся почетным членом бруклинского клуба«антисмоккеров» и выступал с лекциями не реже двух раз в неделю.

«На свитере были пятна крови, – думала Лена, – я не помню,как долго отсутствовал Волков, но… Когда я складывала в сумку посуду послепикника, там не было ножа. Я запомнила этот нож потому, что Волков очень ловкорезал лук для шашлыка, тонкими, ровными колечками. Лук был молодой, крепкий, унас троих текли слезы, хотя мы отворачивались. А он резал и не плакал. Это былотак удивительно, что я запомнила…»