Мирошник скривился, машина дернулась и свернула за здание ковторому входу, что в древние века был для челяди и опричников. Сейчас там тожемрамор, блеск, только место тесное, но что есть советники президента, как нечелядь в старом понимании?

Вечером, собираясь уезжать, я открыл дверцу, ноут-бук держалбережно, дабы не стукнуть о бронированную дверцу, вряд ли он такой жебронированный, как эта дверца... и не сразу заметил мелькнувшие тени. Могучиеруки как железными тисками сдавили плечи, я очутился в машине, тут же салоннаполнился жаркими сильными телами. Мирошник хрипел, схваченный сзади за горло.Суровый голос произнес так, словно клацал затвором:

– Все, уезжаем. Сделаешь неверное движение, Кречетнедосчитается одного советника.

Мирошник сопел ненавидяще, но взгляд его в мою сторонупоказал, что если президент и готов расстаться с кем-то из помощников, то не сэтим, и не таким образом.

– Куда ехать? – пробурчал он угрюмо.

– Выезжай из Кремля... Прямо через Боровицкие. И непытайся подавать эти дурацкие знаки! Вокруг наши люди. И у входа, и дажеохраняют ворота.

Машина двигалась медленно, Мирошник тяжело дышал, ему тоже вбок уперлось дуло пистолета, как и в мой. А может это был не пистолет, стволвроде бы слишком длинный и толстый.

* * *

На выезде из Кремля человек, что сидел сзади, что-то бросилчасовому. Тот вытянулся и взял под козырек. Его тяжелый взгляд ненавидящепрокатился по мне, как бульдозер по выставке в Измайловском. Мирошник угрюмовел машину. Он тоже понял, что охрана ворот на стороне заговорщиков, ехалмрачный, брови сдвинулись на переносице. На его честном лице было написанокрупными буквами, что он собирается как-то драться, спасать меня, дать себяубить, но не дать тем торжествовать победу над живым...

Голос сзади произнес:

– Как видите, все эти ухищрения с охраной зряшные. Унас слишком длинные руки. Ваш Кречет одинок! А наши люди везде.

– Кречета вам не достать, – сказал я.

Голос сказал довольно:

– Вот и хорошо, что на маневрах! Завтра соберетсяГосударственная Дума, президента объявят низложенным.

– У него армия...

– Кречет не так крут и свиреп, как старается выглядеть.И каким подает себя на людях. На самом деле он не выступит против Думы, ибо этогражданская война. Он заскрипит зубами, но... поражение примет.

Я сам едва не заскрипел зубами, ибо этот мерзавец прав.Кречет не станет проливать кровь обманутых людей, даже если они его потащат нависелицу.

– Мы все знаем, что такое поражение для Кречета, –сказал я.

– Пуля в лоб, – согласился он. – По крайнеймере наши руки будут чистыми. Он сам обещал пустить пулю в лоб.

– Но пистолет будет в вашей руке.

– Разве Россия не дороже?

Я промолчал, ответ очевиден, а машина вылетела на автострадуи неслась, нагло включив мигалку. Вперед выехала еще одна, расчищая дорогу икак бы принимая на себя удар, тоже с мигалкой, огромная и мощная, почему такиеназывают легковыми?

Глаза мне не завязывали, отсюда вывод, что живым выпускатьне собираются. Разве что получив гарантии, что буду работать только на них,хотя даже не представляю, чтобы такие гарантии вообще существовали.

Асфальт блестел, отражая город в перевернутом виде. Я и днемне очень ориентируюсь, а ночью город совсем другой, незнакомый, таинственный.

Навстречу неслась лавина огней, вырастали до немыслимыхразмеров, а когда казалось, что мы сольемся в одной вспышке, огни исчезалигде-то позади, а навстречу вспыхивали новые и новые. Машин не видно, толькоогни и мутные размытые силуэты, молочные шары дорожных огней, светящиесястранным неземным светом дорожные знаки и форма гаишников и дорожных рабочих.

* * *

Промелькнула тень от окружной дороги, но автострада не сталахуже, только сузилась, а через полчаса пошли одинаковые дома, типичные дляподмосковных городов, только на тротуарах людей в одежде защитного цвета былобольше, чем в гражданской.

Наконец впереди дорогу перегородил шлагбаум. Тонкий,символический, а на лавочке возле будки сидел старичок с газетой. Подслеповатоподнял на нас глаза в толстой оправе, старенький и сгорбленный, этакийэнкэвэдэшник двадцатых, который если и заметит, что что-то не так, то все жепропустит, но у следующего шлагбаума нарушителя встретит взвод автоматчиков, асама рейка полосатая будет не из сосновой палки, а из железнодорожного рельса.Хоть и выкрашенная в тот же цвет.

– Привет, Семеныч, – сказал мужчинауважительно. – Скажи по линии всем. Везде отбой. Удача!

По тому, как разговаривал, я понял, что старик сторожил, ато и лично расстреливал проклятых белых генералов и всяких там шпиенов, кпоиску и расстрелу которых призывал дед нынешнего Кондрата Красивого, лидераоппозиции.

Потом проселочная дорога, меня даже убаюкало. Очнулся, когдаиз темноты вынырнул бесшумный, как призрак, пятнистый охранник, даже рожа взеленых пятнах, мгновенно окрылись дверцы, мне посветили фонариками в глазатак, что ослеп и даже оглох, а когда нещадный блеск исчез, в темноте долголетали огненные мухи. Машина двигалась, меня прижимало то к правому охраннику,то к левому, а впереди возникали, подсвеченные снизу плазменными огнями,странные металлические конструкции, чудовищно толстые, непонятные.

Пахло железом, бензином, мазутом, чем-то едким, а еще ячувствовал, как весь воздух здесь пропитан запахами патронов, пороха, оружейнойсмазки.

Ночь смотрела как огромное черное дуло. Я чувствовал, как наруках шевелятся волосы, вздуваются «гусики», Впереди был чужой враждебный мир,жестокий и нечеловечный.

Нас остановили еще дважды. Правда, лишь заглядывали в окна,даже документы не спрашивали. Стоило намотать на ус, что меня похитили непростые шавки, этих знают в лицо. Хорошо знают, иначе так не вытягивались бы вофрукт или фрякт, как это у них называется.

Дорога становилась все ухоженнее. Такое бывает только вместах, где дворника за неряшливо убранную территорию можно заставить собиратьмусор зубами, а за косой взгляд – «встать-лечь», «упал-отжался», а потом ещеползком по грязной луже.

Наконец впереди вырос высокий забор, ворота металлические,огромные массивные, без всяких ажурных штук. Часовой посветил нам в лицафонариком, впервые потребовал документы. Старший протянул пластиковую карточку,бросил несколько слов, похожих на пароль, часовой исчез, видно было, какразговаривает по телефону. Затем ворота неспешно пошли в стороны. Карточку невернул, похоже – одноразовая...

Навстречу поплыли приземистые сооружения, чуланы, ангары, затемпросторное белое поле из бетонных плит. На вышках вспыхнули прожекторы. Яркийсвет залил бетонное поле, к тому же узкие лучи мерно обшаривали территорию,высвечивая каждую пылинку.