Пока ехали, яркий луч дважды прошелся по машине, и онасловно вспыхивала, свет был мертвенно ярок, как лазерная горелка. Остановилисьперед массивным зданием, крыша таяла в беззвездном небе. Мирошника вытащили,увели, а старший бросил мне небрежно:

– С ним будет все в порядке. Мы зря не переводим ценныйматериал.

– Да ну?

– Мы за Россию, – сказал он, – и этотшоферюга за Россию. Пусть лучше умрет, защищая ее... если придется, чемпогибнет здесь глупо и бездарно.

Он указал на ступеньки. Сзади и с боков я слышал уверенноедыхание крепких мужчин. Они стояли так плотно, что я не смог бы сдвинуться и наширину ступни.

Я выдохнул, против лома нет приема... окромя другого лома, акакой из меня лом против этих?

Коридор был по-казарменному прост, бравые десантники накаждом шагу ощупывали нас придирчивыми взглядами, в глазах читалось желаниепоказать на этих штатских свое знание приемов, даже ходили молодцевато,расставив руки в стороны, будто им мешали прижиматься к бокам горы мускулатуры.

Меня привели в комнату, больше похожую на больничную, так жевсе стерильно белое, чистое, даже стол, стенные шкафчики и стулья – белогоцвета. И так же все дышит металлом и пластиком. Дверь даже не прикрыли кожейили деревом: так и блистала тусклым металлом, неприятно толстая, массивная. Наокне – толстые железные прутья в палец толщиной, хотя по ту сторону окнабетонное поле военного аэродрома или еще чего-то подобного недоброго.

По ту сторону решетки буднично проехал приземистыйбронетранспортер, зеленый с желтыми пятнами, словно ящерица Сахары. Чуть дальшесновали автопогрузчики, но опять же не привычные, какие видишь на складахмагазинов, а огромные, жутковатые, словно могут не только грузить, но ещеохотнее ткнут страшными стальными рогами.

Даже изредка мелькавшие фигурки солдат выглядели из другогомира: более живого полного сил. На бронетранспортер и страшноватые погрузчикиони обращали не больше внимания, чем я дома обращаю на велосипеды.

Над зданием с ревом пронесся, прибивая к земле все звуки,огромный самолет странной формы. Исчез, только пугающе часто хлопало вслед, толи рвались снаряды, то ли схлапывались воздушные волны при гиперзвуковомпереходе.

Там же за окном, как за стеклом гигантского аквариума,проплыл, как огромная акула, бронетранспортер, хищный и легкий, стремительновытянутая вперед узкая морда высматривала, на кого бы наброситься.

Прожектора мерно обшаривали поле невероятно резкими лучами,похожие на марсианские боевые машины. Мир был страшен и нереален, а сновавшиезеленые фигуры казались выходцами из других миров: в пятнистых комбинезонах,кое-кто с накрашенными, как у зебр, рожами.

От обилия этих зеленых фигур казалось, что мы на дне моря.

Десантники откозыряли и ушли, а старший поднял трубкутелефона, номер не набирал, сразу бросил коротко:

– Полковник Терещенко!.. Объект доставлен.

Некоторое время он слушал в горделивой позе, потом на егосуровом лице проступило раздражение. Долго слушал, наконец сжал губы, бросилсухо «Слушаюсь» и положил трубку.

Я поинтересовался:

– Обстоятельства поменялись? Может быть, отвезетеобратно? Извинений не требую, понимаю, во всей стране такой бедлам, спрашиватьне с кого.

Он посмотрел неприязненно:

– За вами сейчас приедут.

– Кто?

Он неожиданно усмехнулся, ответил почти дружелюбно:

– Не знаю. Просто Кречет своим отъездом дал такиевозможности! Завтра его отстранят в Думе, а на маневрах, похоже, ожидается тожесюрприз... Все мечутся, торопятся, все планы полетели кувырком, потому чтовдруг все стало ближе. Вас должны были ждать здесь, но это отсрочка всего минутна пять-десять. Располагайтесь, ждите...

Он пошел к двери, но вдруг хлопнул себя по лбу, широко инедобро ухмыльнулся:

– Впрочем, чтобы вам не было скучно эти пять минут...

Я слушал, как он говорил по телефону совсем другим голосом.И когда дверь за ним захлопнулась, я уже чувствовал, кому звонил и что хотел.

Буквально через пару минут дверь распахнулась, открыв за неюдвух дюжих охранников с автоматами, вбежала Стелла. Автоматчики, ухмыляясь,заперли за ней дверь. Я слышал, как грюкало, словно задвигали средневековыезасовы.

Стелла с восторженной ненавистью смотрела на меня:

– Наконец-то вы попались, мерзавец!

– Почему с такой ненавистью? – удивился я. –По-моему, мы неплохо провели время. Как вы и хотели, ваши снимки обсуждают вовсех коридорах власти. О вашей фигуре самые лестные отзывы... Что же еще?

Ее глаза блестели, как две яркие звезды в темную ночь, аголос был подобен шипению крупной и очень красивой змеи:

– Мерзавец! Ты опозорил меня. Но...

– Напротив, – заверил я. – Я поднял рейтинг.

– Мерзавец...

– Какой бедный запас у нынешних князей, – сказал японимающе. – Да и понятно, вырождение... Можно бы сказать: негодяй,подлец, дурак, нехороший, хитрый, чересчур умный, замечательный...

Она сперва кивала, но когда кивнула и на последнем слове,спохватилась, огляделась по сторонам, но в казарменной простоте где найтиканделябр, в просторечии именуемый подсвечником, чтобы врезать мне по морде илихотя бы шарахнуть между ушей.

– Мерзавец, – повторила уже упавшим голосом, ибосразу вот так в голове, где вместо рассудка кипит ярость, не попадались другиеслова, – как ты мог так поступить с женщиной!

– Красивой женщиной, – кивнул я. – Но чтоделать, если в нашем мире теперь без рекламы не пробиться?

Она снова задохнулась, но смогла только выдавить дрожащим отярости голосом:

– Мерзавец...

– Еще какой, – согласился я. – Все мужчины мерзавцы,но если я мерзавец наибольший, то и... гм... Вот что, дорогая Стелла. Все ж вывлезли в очень грязное дело. Этим бравым парням ничего не грозит даже в случаепобеды Кречета, они лишь выполняют приказы. Да и ничего не знают кроме своихавтоматов. А вы это знаете слишком хорошо. Скажу прямо, вам тоже отсюда неуйти.

Я говорил серьезно, устало, с видом умудренного, опытного,немолодого человека, который все знает и все понимает. А то, что президентбуквально уговорил меня стать его советником, это знали, придало моим словамубедительную чугунность.

– И нам доступно вероломство, – сказал япросто. – С демократами жить, по-дерьмократьи выть. Но Кречет сказал, чтопустит пулю в лоб, и пустит. А способен ли кто-то из ваших на это?.. У меня нетвремени, но я сам пущу себе пулю в лоб, если не удастся наша попытка...возможно, последняя в России!.. восстановить гордость русского народа, заветыдолга и чести, которые помнило дворянство... тем более, князья, и которых вы ненайдете среди этих дерьмократов.