– Да, – отвечала она, тяжело переводя дух и каким-тостранным взглядом, пристально и долго, посмотрев на меня; что-то похожее наукор было в этом взгляде, и я почувствовал это в моем сердце.

Но я не мог оставить мою мысль. Я слишком верил в нее. Ясхватил за руку Нелли, и мы вышли. Был уже третий час пополудни.. Находилатуча. Все последнее время погода стояла жаркая и удушливая, но теперьпослышался где-то далеко первый, ранний весенний гром. Ветер пронесся попыльным улицам.

Мы сели на извозчика. Всю дорогу Нелли молчала, изредкатолько взглядывала на меня все тем же странным и загадочным взглядом. Грудь ееволновалась, и, придерживая ее на дрожках, я слышал, как в моей ладониколотилось ее маленькое сердечко, как будто хотело выскочить вон.

Дорога мне казалась бесконечною. Наконец, мы приехали, и явошел к моим старикам с замиранием сердца. Я не знал, как выйду из их дома, нознал, что мне во что бы то ни стало надо выйти с прощением и примирением.

Был уже четвертый час. Старики сидели одни, по обыкновению.Николай Сергеич был очень расстроен и болен и полулежал, протянувшись в своемпокойном кресле, бледный и изнеможенный, с головой, обвязанной платком. АннаАндреевна сидела возле него, изредка примачивала ему виски уксусом ибеспрестанно, с пытливым и страдальческим видом, заглядывала ему в лицо, что,кажется, очень беспокоило старика и даже досаждало ему. Он упорно молчал, онане смела говорить. Наш внезапный приезд поразил их обоих. Анна Андреевначего-то вдруг испугалась, увидя меня с Нелли, и в первые минуты смотрела на настак, как будто в чем-нибудь вдруг почувствовала себя виноватою.

– Вот я привез к вам мою Нелли, – сказал я, входя. – Онанадумалась и теперь сама захотела к вам. Примите и полюбите...

Старик подозрительно взглянул на меня, и уже по одномувзгляду можно было угадать, что ему все известно, то есть что Наташа теперь ужеодна, оставлена, брошена и, может быть, уже оскорблена. Ему очень хотелосьпроникнуть в тайну нашего прибытия, и он вопросительно смотрел на меня и наНелли. Нелли дрожала, крепко сжимая своей рукой мою, смотрела в землю и изредкатолько бросала кругом себя пугливый взгляд, как пойманный зверок. Но скоро АннаАндреевна опомнилась и догадалась: она так и кинулась к Нелли, поцеловала ее,приласкала, даже заплакала и с нежностью усадила ее возле себя, не выпуская изсвоей руки ее руку. Нелли с любопытством и с каким-то удивлением оглядела ееискоса.

Но, обласкав и усадив Нелли подле себя, старушка уже и незнала больше, что делать, и с наивным ожиданием стала смотреть на меня. Старикпоморщился, чуть ли не догадавшись, для чего я привел Нелли. Увидев, что язамечаю его недовольную мину и нахмуренный лоб, он поднес к голове свою руку исказал мне отрывисто:

– Голова болит, Ваня.

Мы все еще сидели и молчали; я обдумывал, что начать. Вкомнате было сумрачно; надвигалась черная туча, и вновь послышался отдаленныйраскат грома.

– Гром-то как рано в эту весну, – сказал старик. – А вот втридцать седьмом году, помню, в наших местах был еще раньше.

Анна Андреевна вздохнула.

– Не поставить ли самоварчик? – робко спросила она; но никтоей не ответил, и она опять обратилась к Нелли.

– Как тебя, моя голубушка, звать? – спросила она ее.

Нелли слабым голосом назвала себя и еще больше потупилась.Старик пристально поглядел на нее.

– Это Елена, что ли? – продолжала, оживляясь, старушка.

– Да, – отвечала Нелли, и опять последовало минутноемолчание.

– У сестрицы Прасковьи Андреевны была племянница Елена, –проговорил Николай Сергеич, – тоже Нелли звали. Я помню.

– Что ж у тебя, голубушка, ни родных, ни отца, ни материнету? – спросила опять Анна Андреевна.

– Нет, – отрывисто и пугливо прошептала Нелли.

– Слышала я это, слышала. А давно ли матушка твоя померла?

– Недавно.

– Голубчик ты мой, сироточка, – продолжала старушка,жалостливо на нее поглядывая. Николай Сергеич в нетерпении барабанил по столупальцами.

– Матушка-то твоя из иностранок, что ли, была? Так, что ли,вы рассказывали, Иван Петрович? – продолжались робкие расспросы старушки.

Нелли бегло взглянула на меня своими черными глазами, какбудто призывая меня на помощь. Она как-то неровно и тяжело дышала.

– У ней, Анна Андреевна, – начал я, – мать была дочьангличанина и русской, так что скорее была русская; Нелли же родилась заграницей.

– Как же ее матушка-то с супругом своим за границу поехала?

Нелли вдруг вся вспыхнула. Старушка мигом догадалась, чтообмолвилась, и вздрогнула под гневным взглядом старика.

Он строго посмотрел на нее и отворотился было к окну.

– Ее мать была дурным и подлым человеком обманута, –произнес он, вдруг обращаясь к Анне Андреевне. – Она уехала с ним от отца ипередала отцовские деньги любовнику; а тот выманил их у нее обманом, завез заграницу, обокрал и бросил. Один добрый человек ее не оставил и помогал ей досамой своей смерти. А когда он умер, она, два года тому назад, воротилась назадк отцу. Так, что ли, ты рассказывал, Ваня? – спросил он отрывисто.

Нелли в величайшем волнении встала с места и хотела былоидти к дверям.

– Поди сюда, Нелли, – сказал старик, протягивая наконец ейруку. – Сядь здесь, сядь возле меня, вот тут, – сядь! – Он нагнулся, поцеловалее в лоб и тихо начал гладить ее по головке. Нелли так вся и затрепетала... носдержала себя. Анна Андреевна а умилении, с радостною надеждою смотрела, как ееНиколай Сергеич приголубил наконец сиротку.

– Я знаю, Нелли, что твою мать погубил злой человек, злой ибезнравственный, но знаю тоже, что она отца своего любила и почитала, – сволнением произнес старик, продолжая гладить Нелли по головке и не стерпев,чтоб не бросить нам в эту минуту этот вызов. Легкая краска покрыла его бледныещеки; он старался не взглядывать на нас.

– Мамаша любила дедушку больше, чем ее дедушка любил, –робко, но твердо проговорила Нелли, тоже стараясь ни на кого не взглянуть.

– А ты почему знаешь? – резко спросил старик, не выдержав,как ребенок, и как будто сам стыдясь своего нетерпения.

– Знаю, – отрывисто отвечала Нелли. – Он не принял матушкуи... прогнал ее...

Я видел, что Николаю Сергеичу хотелось было что-то сказать,возразить, сказать, например, что старик за дело не принял дочь, но он погляделна нас и смолчал.

– Как же, где же вы жили-то, когда дедушка вас не принял? –спросила Анна Андреевна, в которой вдруг родилось упорство и желание продолжатьименно на эту тему.