Как я пришла домой, все мамаше и рассказала. А мамаше всестановилось хуже и хуже. К гробовщику ходил один студент; он лечил мамашу ивелел ей лекарства принимать. А я ходила к дедушке часто; мамаша так приказывала.

Дедушка купил Новый завет и географию и стал меня учить; аиногда рассказывал, какие на свете есть земли, и какие люди живут, и какиеморя, и что было прежде, и как Христос нас всех простил. Когда я его самаспрашивала, то он был очень рад; потому я и стала часто его спрашивать, и онвсе рассказывал и про бога много говорил. А иногда мы не учились и с Азоркойиграли: Азорка меня очень стал любить, и я его выучила через палку скакать, идедушка смеялся и все меня по головке гладил. Только дедушка редко смеялся.Один раз много говорит, а то вдруг замолчит и сидит, как будто заснул, а глазаоткрыты. Так и досидит до сумерек, а в сумерки он такой становится страшный,старый такой... А то, бывало, приду к нему, а он сидит на своем стуле, думает иничего не слышит, и Азорка подле него лежит. Я жду, жду и кашляю; дедушка всене оглядывается. Я так и уйду. А дома мамаша так уж и ждет меня: она лежит, а яей рассказываю все, все, так и ночь придет, а я все говорю, и она все слушаетпро дедушку: что он делал сегодня и что мне рассказывал, какие истории, и чтона урок мне задал. А как начну про Азорку, что я его через палку заставляласкакать и что дедушка смеялся, то и она вдруг начнет смеяться и долго, бывало,смеется и радуется и опять заставляет повторить, а потом молиться начнет. А явсе думала: что ж мамаша так любит дедушку, а он ее не любит, и когда пришла кдедушке, то нарочно стала ему рассказывать, как мамаша его любит. Он всеслушал, такой сердитый, а все слушал и ни слова не говорил; тогда я и спросила,отчего мамаша его так любит, что все об нем спрашивает, а он никогда про мамашуне спрашивает. Дедушка рассердился и выгнал меня за дверь; я немножко постоялаза дверью, а он вдруг опять отворил и позвал меня назад, и все сердился имолчал. А когда потом мы начали закон божий читать, я опять спросила: отчего жеИисус Христос сказал: любите друг друга и прощайте обиды, а он не хочетпростить мамашу? Тогда он вскочил и закричал, что это мамаша меня научила,вытолкнул меня в другой раз вон и сказал, чтоб я никогда не смела теперь к немуприходить. А я сказала, что я и сама теперь к нему не приду, и ушла от него...А дедушка на другой день из квартиры переехал...

– Я сказал, что дождь скоро пройдет, вот и прошел, вот исолнышко... смотри, Ваня, – сказал Николай Сергеевич, оборотясь к окну.

Анна Андреевна поглядела на него в чрезвычайном недоумении,и вдруг негодование засверкало в глазах доселе смирной и напуганной старушки.Молча взяла она Нелли за руку и посадила к себе на колени.

– Рассказывай мне, ангел мой, – сказала она, – я буду тебяслушать. Пусть те, у кого жестокие сердца...

Она не договорила и заплакала. Нелли вопросительно взглянулана меня как бы в недоумении и в испуге. Старик посмотрел на меня, пожал плечамибыло, но тотчас же отвернулся.

– Продолжай, Нелли, – сказал я.

– Я три дня не ходила к дедушке, – начала опять Нелли, – а вэто время мамаше стало худо. Деньги у нас все вышли, а лекарства не на что былокупить, да и не ели мы ничего, потому что у хозяев тоже ничего не было, и онистали нас попрекать, что мы на их счет живем. Тогда я на третий день утромвстала и начала одеваться. Мамаша спросила: куда я иду? Я и сказала: к дедушке,просить денег, и она обрадовалась, потому что я уже рассказала мамаше все, какон прогнал меня от себя, и сказала ей, что не хочу больше ходить к дедушке,хоть она и плакала и уговаривала меня идти. Я пришла и узнала, что дедушкапереехал, и пошла искать его в новый дом. Как только я пришла к нему в новуюквартиру, он вскочил, бросился на меня и затопал ногами, и я ему тотчассказала, что мамаша очень больна, что на лекарство надо денег, пятьдесяткопеек, а нам есть нечего. Дедушка закричал и вытолкал меня на лестницу и заперза мной дверь на крючок. Но когда он толкал меня, я ему сказала, что я налестнице буду сидеть и до тех пор не уйду, покамест он денег не даст. Я исидела на лестнице. Немного спустя он отворил дверь и увидел, что я сижу, иопять затворил. Потом долго прошло, он опять отворил, опять увидал меня и опятьзатворил. И потом много раз отворял и смотрел. Наконец вышел с Азоркой, запердверь и прошел мимо меня со двора и ни слова мне не сказал. И я ни слова несказала, и так и осталась сидеть, и сидела до сумерек.

– Голубушка моя, – вскричала Анна Андреевна, – да ведьхолодно, знать, на лестнице-то было!

– Я была в шубке, – отвечала Нелли.

– Да что ж в шубке... голубчик ты мой, сколько тынатерпелась! Что ж он, дедушка-то твой?

Губки у Нелли начало было потрогивать, но она сделалачрезвычайное усилие и скрепила себя.

– Он пришел, когда уже стало совсем темно, и, входя, наткнулсяна меня и закричал: кто тут? Я сказала, что это я. А он, верно, думал, что ядавно ушла, и как увидал, что я все еще тут, то очень удивился и долго стоялпередо мной. Вдруг ударил по ступенькам палкой, побежал, отпер свою дверь ичерез минуту вынес мне медных денег, все пятаки, и бросил их в меня налестницу. «Вот тебе, закричал, возьми, это у меня все, что было, и скажи твоейматери, что я ее проклинаю», – а сам захлопнул дверь. А пятаки покатились полестнице. Я начала подбирать их в темноте, и дедушка, видно, догадался, что онразбросал пятаки и что в темноте мне их трудно собрать, отворил дверь и вынессвечу, и при свечке я скоро их собрала. И дедушка сам сбирал вместе со мной, исказал мне, что тут всего должно быть семь гривен, и сам ушел. Когда я пришладомой, я отдала деньги и все рассказала мамаше, и мамаше сделалось хуже, а самая всю ночь была больна и на другой день тоже вся в жару была, но я только ободном думала, потому что сердилась на дедушку, и когда мамаша заснула, пошла наулицу, к дедушкиной квартире, и, не доходя, стала на мосту. Тут и прошел тот...

– Это Архипов, – сказал я, – тот, об котором я говорил,Николай Сергеич, вот что с купцом у Бубновой был и которого там отколотили. Этов первый раз Нелли его тогда увидала... Продолжай, Нелли.

– Я остановила его и попросила денег, рубль серебром. Онпосмотрел на меня и спросил: «Рубль серебром?» Я сказала: «Да». Тогда онзасмеялся и сказал мне: «Пойдем со мной». Я не знала, идти ли, вдруг подошелодин старичок, в золотых очках, – а он слышал, как я спрашивала рубль серебром,– нагнулся ко мне и спросил, для чего я непременно столько хочу. Я сказала ему,что мамаша больна и что нужно столько на лекарство. Он спросил, где мы живем, изаписал, и дал мне бумажку, рубль серебром. А тот, как увидал старика в очках,ушел и не звал меня больше с собой. Я пошла в лавочку и разменяла рубль намедные; тридцать копеек завернула в бумажку и отложила мамаше, а семь гривен незавернула в бумажку, а нарочно зажала в руках и пошла к дедушке. Как пришла к нему,то отворила дверь, стала на пороге, размахнулась и бросила ему с размаху вседеньги, так они и покатились по полу.