– Надеюсь, у вас все будет хорошо, – ответил я инеожиданно поймал себя на том, что действительно хочу этого.

Я вдруг подумал, что, несмотря на всю приверженность ПутиТьмы и Законам Тьмы, едва ли кто-либо из них по собственной воле оказался в техкошмарных обстоятельствах, в которых все мы сейчас пребывали. Как бы то нибыло, все мы теперь – Дети Тьмы.

– Будьте, однако, очень осторожны, – вновьобратился я к ним. – Никогда не убивайте свои жертвы рядом с театром.Ведите себя с умом и заботьтесь о полной безопасности своего убежища.

Когда я въехал на мост, который вел на Иль-Сен-Луи, пробилотри часа. Я потерял достаточно много времени и теперь должен был найти скрипку.

Однако, подойдя к дому Никола на набережной, я почувствовалсмутное беспокойство. Что-то было не так. Шторы со всех окон были сняты, авнутри было совсем светло, словно там горели тысячи свечей. Более чем странно.Роже не мог успеть завладеть квартирой. Прошло слишком мало времени, чтобыутверждать, что с Ники стряслась беда.

Я стремительно поднялся на крышу и спустился с другойстороны дома, чтобы заглянуть в окно, выходящее во двор.

Повсюду горели свечи – в настенных и настольных канделябрах,даже на рояле и бюро, укрепленные растекшимся воском. В комнате царил страшныйбеспорядок.

Все книги были сброшены с полок, некоторые даже разорваны.Листы с нотами валялись на ковре. Картины и рисунки вместе с монетами, ключамии множеством других мелочей были раскиданы на столах.

Быть может, весь этот беспорядок учинили демоны, когдазахватили в плен Ники? Но кто в таком случае зажег свечи? Я ничего не понимал.

Я прислушался. Никого. Или мне только казалось, что вквартире никого нет? И вдруг я услышал… нет, не мысли, а какие-то тихие звуки.Прикрыв глаза и сконцентрировав все свое внимание, я услышал шелестперевертываемых страниц, потом звук падения какого-то предмета. Снова шорохстаринного пергамента… и книга снова падает на пол.

Почти бесшумно я поднял оконную раму. Звуки были по-прежнемуедва слышны, но я не чувствовал запаха человеческого присутствия и не могуловить ни одной мысли.

Однако запах все же ощущался, причем гораздо более сильный,чем застарелый запах табака и воска. Это был запах вампиров, принесенный складбища.

В прихожей тоже горели свечи. И в спальне, где все былоперевернуто вверх дном: сваленные горой, раскрытые и разорванные книги,изодранное в клочья постельное белье, брошенные кое-как картины… Из шкафов быловытащено абсолютно все, ящики комода выдвинуты…

Скрипки нигде не было видно.

Шелест быстро перевертываемых страниц доносился из соседнейкомнаты.

Кто бы там ни находился – а я уже догадывался, кто именноявился гостем, – он не обращал никакого внимания на мое присутствие. Дажене остановился ни на секунду, чтобы передохнуть.

Пройдя дальше, я остановился в дверях библиотеки и увиделего прямо перед собой. Он был полностью поглощен своим занятием.

Конечно же, это был Арман. Однако я никак не ожидалвстретить его именно здесь.

Растопленный воск капал с мраморного бюста Цезаря и стекалпо ярко раскрашенному глобусу. На ковре горами лежали книги. На местеоставались лишь те, что стояли на самой верхней полке в том углу, где находилсясейчас он. Одетый в старые лохмотья, с покрытыми слоем пыли волосами он, невидя меня, перелистывал страницу за страницей, быстро пробегая глазами построчкам и шевеля губами. Он вдруг напомнил мне насекомое, увлеченно поедающеезеленый лист.

Выглядел он действительно ужасно. Создавалось впечатление,что он и в самом деле высасывает из книг все, что только можно.

Отбросив ту, которую держал в руках, он взял другую книгу,открыл ее и принялся поглощать так же, как предыдущую, с невероятной скоростьюводя пальцами по строчкам.

И тут до меня дошло, что точно таким же образом он изучалбуквально все содержимое квартиры – постельное белье, сорванные с окон шторы,снятые с мест картины и книги, содержимое шкафов, бюро и комода. Но самоебольшое количество знаний он получал, конечно же, из сваленных теперь на полукниг – от «Войны с галлами» Цезаря до самых современных английских романов.

Но не это произвело на меня самое страшное впечатление, атот беспорядок и хаос, который он оставлял за собой, отсутствие с его сторонывсякого уважения к тому, чем он уже воспользовался.

И полное отсутствие интереса ко мне.

Покончив с последней книгой, он отшвырнул ее в сторону иперешел к изучению старых газет, сложенных на нижней полке.

Словно зачарованный, не сводя глаз с маленькой грязнойфигурки, я попятился вон из комнаты. Несмотря на грязь, волосы его излучалисияние, а глаза сверкали огнем.

Среди горящих свечей и ярких красок обстановки квартиры этотгрязный беспризорник казался совершенно чужеродным, существом ниоткуда,обитателем потустороннего мира. И тем не менее его красота приковывала к себевнимание. Чтобы подчеркнуть ее, он не нуждался ни в игре теней и света в собореНотр-Дам, ни в ярких факелах, освещавших подземный склеп. Но сейчас я видел внем невероятную жестокую силу, которой не замечал прежде.

Я не знал, что и думать. Он казался мне одновременно иопасным, и неотразимым. Я готов был смотреть и смотреть на него без конца, ноинстинкт самосохранения настойчиво шептал мне прямо в ухо: «Беги! Оставь егоздесь, если он этого хочет! Какое значение имеет теперь все это?»

Скрипка! Я старался заставить себя думать только о скрипке.Я не в силах был видеть движения его рук, пальцы, бегающие по страницам,напряженный взгляд.

Наконец я нашел в себе мужество отвернуться и вышел вгостиную. Руки у меня тряслись. Сама мысль о том, что он находится сейчасздесь, в этой квартире, рядом со мной, была невыносима. Я обыскал все углы, нонигде не мог найти проклятую скрипку. Куда же Ники ее задевал?! Я не могсосредоточиться.

Шелест переворачиваемых страниц, похрустывание бумаги,шуршание падающей на пол газеты…

Надо немедленно возвращаться в башню!

Я хотел было незаметно проскользнуть мимо библиотеки, но менябуквально пригвоздил к месту его безмолвный призыв. В горле у меня мгновеннопересохло, я обернулся и встретился с ним взглядом.

– Ты любишь их, своих бессловесных детей? А они любяттебя? – Слова его прозвучали и тут же рассеялись, как бескрайнее эхо.

Кровь бросилась мне в лицо. От одного его вида я покрылсяхолодным потом.