Или в том, что я просто ищу удобный для себя выход изположения? Пытаюсь найти оправдание тому, что собираюсь взять его с собой,превратить в себе подобного, тому, что я хотел этого с самого начала? Никола,мой любимый Ники! Тебя ждет вечность! И огромное количество удовольствий ипреимуществ, которые подарит тебе привилегия быть мертвым!

Я продолжал подниматься по лестнице. Я жаждал его! Пустькричит себе сколько угодно! В душе у меня все ликовало и пело, и причиной томубыла моя беспредельная жажда!

Крики его превратились в нечленораздельные проклятия, глухиеотголоски его страданий, которые я мог ощущать и без слов. В срывающихся с губзвуках было столько же восхитительной чувственности, сколько и в медленномпотоке пульсирующей в его сердце крови.

Как только я вставил в замок ключ, он замолчал и словновтянул в себя мысли, как будто маленькая раковина способна всосать и спрятать всвоих извилинах целый океан.

Я жаждал увидеть в комнате человека, а не существо,человека, которого я болезненно любил, которого ждал все эти месяцы, к которомуиспытывал беспредельную страсть. Я жаждал увидеть смертного, который сам незнал, о чем говорил, не сводя с меня горящего взгляда.

– Все эти твои разговоры о добродетели, – тихим икаким-то булькающим голосом заговорил он, – твои разговоры о добре и зле,о том, что хорошо и что плохо, о смерти… да-да, о смерти… об ужасной трагедии…

Слова, порожденные бушующим потоком ненависти, похожие нараспускающиеся цветы, один за другим раскрывающие свои лепестки.

– …И ты поделился им с ней… сын милорда дарит свойТемный Дар жене милорда… Те, кто живет в замке, могут безнаказанно владетьТемным Даром! Их не потащат на поляну ведьм, где у основания обуглившегосяшеста собирается в лужицы человеческий жир… Зато можно убить старуху, котораяне в силах больше шить, или деревенского дурачка, не способного пахать в поле!А что же он дарит нам, этот господский сынок, убийца волков, рыдавший на поляневедьм? Несколько королевских монет! Нам и этого более чем достаточно!

Он буквально содрогался от гнева. Рубашка намокла от пота,сквозь разорванные кружева просвечивало загорелое тело. Вид прекрасного,мускулистого, достойного рук ваятеля тела со светлыми розоватыми сосками насмуглой коже заворожил меня.

– Эта власть… – почти бессвязно выкрикивал онслова, словно не замечая моего присутствия и не интересуясь, есть я вообще илинет, – эта власть, делающая бессмысленной всякую ложь… темная властьабсолютно над всем… правда, уничтожающая…

Нет, это слишком сильно сказано. Правды не существует.

Все вино было выпито, пища съедена. Его тонкие и длинныеруки напряглись, мускулы затвердели. Он готов был драться… но с кем и радичего? Темные волосы его выбились из-под ленты, а огромные глаза сверкали.

Внезапно он отпрянул и вжался в стену, будто надеясьпроникнуть сквозь нее и таким образом убежать от меня. Видимо, ему вспомнилсяпарализующий ужас и одновременно восторг, испытанные им в те минуты, когдавампиры пили его кровь. Однако он тут же снова бросился вперед, раскинув руки,чтобы удержать равновесие, и хватаясь ими за воздух.

Он вдруг замолчал, и в лице его что-то дрогнуло.

– Как мог ты скрыть это от меня?!

Я поймал его мысли о древних магических обрядах, отаинственных легендах, о каком-то неизведанном мире, где обитают призрачныесущества. Он, как и я, был отравлен запретным знанием, которое лишает смыславсе естественное и обыденное. И уже нет никакого чуда, никакой загадки впадающих с деревьев листьях, в солнечном свете, позолотившем сад.

Нет!

Исходящий от него запах походил на фимиам, на теплое идымное сияние церковных свечей. Под кожей его обнаженной груди билось сердце.Гладкий плоский живот блестел от пота, оставившего пятна на широком кожаномремне. Его кровь была такой насыщенной! Мне вдруг стало тяжело дышать.

А ведь и мы должны дышать. Мы дышим, способны ощущать вкус изапах, испытывать жажду.

– Ты ничего не понял.

Боже, неужели это говорю я, Лестат? Казалось, что вместоменя говорит какой-то другой демон, чей голос не более чем имитациячеловеческого голоса.

– Ты неправильно оценил все, что тебе пришлось увидетьи услышать.

– Я поделился бы с тобой абсолютно всем, чтоимею! – с вновь возрастающим гневом воскликнул он, подаваясьвперед. – Это ты так ничего и не смог понять, – уже шепотом добавилон.

– Беги! Спасай свою жизнь! Живи так, как тебе хочется!

– Ну разве это не подтверждение всего? Доказательствосуществования чистого и возвышенного зла!

В глазах его зажегся огонь торжества. Он неожиданно протянулруку и дотронулся до моего лица.

– Прекрати насмехаться надо мной! – вскричал я иударил его так сильно, что он упал навзничь и удивленно замолк. – Когдаэто было предложено мне, я сказал: «Нет!» Клянусь тебе, я сказал: «Нет!» Досамого последнего вздоха я продолжал твердить: «Нет!»

– Ты всегда был глупцом, – ответил он, несколькоуспокаиваясь. – Я всегда говорил тебе это. – Его трясло, и яростьпостепенно уступала место отчаянию. Он поднял было руки, но тут жеопустил. – Ты верил в то, что не имело никакого значения, – продолжалон уже совсем мягко. – Но было нечто такое, чего ты не сумел увидеть. Я неверю, что ты не знаешь, чем именно обладаешь сейчас.

И он залился слезами.

Лицо его сморщилось, и я услышал не высказанные им вслухслова любви.

На меня вдруг нашло удивительное спокойствие. Я ощутилбезграничную власть над ним и понял, что он тоже сознает это. Однако ощущениевласти было согрето безмерной любовью к нему и в конце концов привело к тому,что мы крепко сжали друг друга в объятиях, которые вскоре превратились в нечтосовсем иное.

Мы снова очутились за кулисами театра, потом в нашей деревнев Оверни. Неожиданно я ощутил не только пульсацию его крови, но и охватившийего ужас. Он отступил на шаг, и этого хватило, чтобы при виде растерянноговыражения его лица в груди у меня вспыхнуло пламя.

Он показался мне в тот момент маленьким и хрупким. И в то жевремя он никогда не был столь сильным и соблазнительным для меня.