Девочка стала что-то бормотать. Явственно, но на незнакомомязыке. Не лингва, не английский, не китайский, не немецкий, не русский… Алексхотел было включить экран и потребовать синхронный перевод, но передумал. Вэтом было бы что-то от подглядывания в замочную скважину.

– Не хочу! – резко сказала Ким. Голос ее почти не изменился,и это Алекса порадовало. Не хватало только девчонке сохранить прежнее тело, нообрести резкий командный тон.

– Хочешь или не хочешь, что уж теперь, – сказал он. – Терпи.

– Не надо… пожалуйста… не надо… – очень жалобно попросилаКим.

Алекс погладил ее по щеке. Разум девочки блуждал сейчас вмире грез и фантазий. Одно дело – изменить тело. Другое – изменить душу. Самаятонкая часть метаморфоза. Сейчас Ким переживает запрограммированные еще до еерождения ситуации. Привыкает к ним. Учится любить свою будущую профессию.

Алекс прекрасно помнил свой метаморфоз. Пьянящее чувствополета. Глубины космоса. Россыпи звезд. Пилотирование – в фотосфере звезд, вастероидных поясах, в бушующей атмосфере планет-гигантов, в рвущемсяпространстве сражающихся эскадр.

Честно говоря, он даже не знал, требовалась ли ему этаэмоциональная накачка – Алекс и так мечтал стать пилотом, с самого детства. Этосчастье, когда знаешь, что твоя мечта неизбежно осуществится…

Вот только грезы бойца должны быть другими.

И барьер между фантазией и реальностью, неизбежно слабый,может быть нарушен в любую секунду. А боец-спец способен убить человека однимударом.

Очень интересно получится, если утром девочка очнется иувидит рядом с кроватью бездыханный труп того, кто вытаскивал ее всю ночь…

Алекс подумал было о том, чтобы связать Ким. Но это моглолишь навредить. Если помраченный разум воспримет происходящее как агрессию, емуконец.

– Терпи, девочка, – сказал он. – Немножко уже осталось.Самое трудное позади.

Он врал, но это была необходимая ложь.

– Ты знаешь… – Голос Ким прозвучал тихо, но… что-то было внем. Какая-то немыслимая, невероятная честность, робкая отвага, откровенность,признательность… душа. – Ты знаешь, увидев тебя, я поняла – это навсегда…

Алекс поперхнулся. Глаза Ким были по-прежнему закрыты. Онавитала в своих фантазиях.

Словно в поисках поддержки Алекс посмотрел на Беса. Учертенка отвисла челюсть.

– Да, – согласился Алекс. – Хотел бы я услышать такое в свойадрес. Глупо, конечно, но хотел бы.

Ким улыбалась, не открывая глаз. Он снова вытер ей потноелицо. Подумал и сообщил Бесу:

– А может быть, и нет. После этого трудно быть сволочью, авсе равно бы пришлось.

Бес одобрительно кивнул.

– Бальмонт, – неожиданно сказала девочка. Помолчала немного.– Айвазовский. Гоген. Микеланджело.

Алекс пожал плечами. Подошел к окну, включил прозрачность.Над городом уже поднимался рассвет – мутный, дымный, как и положено на РтутномДонце. Вчерашний день кончился, канул в прошлое.

– По. Шелли. Шекспир. Китс. Набоков. Акутагава…

– Пушкин, – предложил Алекс, не оборачиваясь.

– Пушкин. Лермонтов. Фет…

Ким помолчала и заговорила быстрее:

– Верлен. Рембо. Бернс. Гейне. Шиллер. Гёте. Бодлер. Уитмен.Уайльд.

– Правильно, не замыкайся на русских, – сказал Алекс. –Хорошее классическое образование, одобряю… только какого дьявола оно солдату?

– Басё. Сапфо.

– Хотел бы я знать, по какому принципу ты их чередуешь…

– Шопен. Чайковский.

– А с поэзией мы уже закончили? – спросил Алекс.

– Данте… – с легкой неуверенностью произнесла девочка. –Гумилев. Быков. Робеспьер.

– Чего? – заинтересовался Алекс. Посмотрел на Ким – таоблизнула губы и начала говорить очень быстро:

– Черчилль. Ленин. Маркс. Ганди. Гейтс. Дэн Ляо Вэнь.

Алекс уселся в кресло, закрыл глаза, вытянул ноги. Онвсе-таки изрядно устал. А девочка все говорила и говорила, проносясь по земнойистории с непринужденностью и точностью шрапнели. Некоторый перекос все-такиостался в сторону поэзии и музыки, но ни политика, ни живопись, ни архитектура,ни наука не остались незатронутыми.

Похоже, Ким и впрямь шла путем своего метаморфоза. Вложенныев перинатальном периоде знания взрывались сейчас в ее мозгу маленькими бомбами.За каждым названным именем для нее вставал целый образ – даты рождения исмерти, события, картины и стихи, строки из воззваний, сплетни, может быть,даже инсценировки и архивные видеозаписи.

Все очень мило. Только совершенно ни к чему для бойца-спец.

Алекс задремал.

Несколько раз он просыпался от тишины – Ким замолкала, потомначинала говорить на немецком, который Алекс почти не знал, на японском, наанглийском, на русском, на китайском. Имена давно уже кончились. Теперь онапросто вела беседы с несуществующими собеседниками. Беседы ни о чем.

– Это слишком лестное предложение, мсье…

Алекс снова погружался в дремоту. Он умел отдыхать в рваномритме, проваливаясь в сон на несколько минут, мгновенно пробуждаясь, оцениваяобстановку и засыпая снова. Полезный навык в его работе, и он получил этуспособность. Но никто не учил его мировой истории. Это не нужно ни одномуспецу.

– Да, ваша светлость…

Пилот спал.

– Алекс…

Он открыл глаза.

Девочка сидела на кровати, закутавшись в простыню. Щеки ввалились,глаза горели лихорадочным блеском. Но она была в полном сознании.

И ничуть не изменилась.

– Где кристалл?

Алекс взглядом указал на стол. Ким вскочила, придерживаяпростыню, подошла к столу, взяла стакан.

– Тут?

Пилот молча кивнул.

Пальцы Ким скользнули в воду. Нащупали невидимые грани – илицо девочки сразу расслабилось.

– Отвернись… пожалуйста.

Он отвернулся. Когда посмотрел снова, в полупустом стаканеуже не было кристалла.

– Я прошла метаморфоз? – спросила девочка.

Алекс кивнул.

– Правда?

– Да.

Ким тихо засмеялась:

– Я… я боялась. При сбитом метаморфозе ведь можно умереть?