Едва шевеля поврежденным языком, она ухитрилась все-такивыразить свое чувство.

– Если забыть, что она спасла твою жизнь, – да.

– Ты прав, человек. – Сей слабо кивнула. – Я не дершу зла.Чушие были для нее ишконным врагом, но она перештупила через шебя… Такое могутне вше…

– Охара уехала в неизвестном направлении, выкупив телопреступника.

Чужую не заинтересовал этот факт, так много значивший длянего. И юная боец-спец, и кусок мяса, в который превратился убийца, были ужепройденным этапом ее жизни.

Так происходит всегда. Алекс подумал, что в общении двухособей, пусть даже принадлежащих к одной расе и культуре, слова и имена,ключевые для одного, не значат ничего для собеседника, и наоборот. Такаястранная вещь – речь, ведь если хочешь, ею можно выразить все, что угодно, хотьустно, хоть на бумаге… Есть только большая вероятность, что тебя поймутнеправильно.

Лишь тонкая нить слов связывает разумных в единое целое,позволяет понимать друг друга. И как обидно, что, когда раз за разом пытаешьсясказать что-то действительно важное – понимания не происходит. Правда у каждоговсегда своя, и пустячная шутка вызовет внимание и заинтересованность, а твояболь и печаль – останутся безответными. Разумеется, исключения бывают, ночудовищно редко.

– Она штала твоей первой штраштью, но шлишком пошдно… –неожиданно сказала Сей, прикрывая глаза. – Так чашто бывает и у наш…

– Я не знаю, как ты сумела это понять, но спасибо тебе заэто, – произнес пилот. Такого странного взгляда, которым его наградила бывшаяпомощница следователя, он еще не встречал. – Единственный, про кого я ничего незнаю…

– Моррисон уехал к морю, я выясняла. – Уотсон все неотводила от него удивленных и заинтригованных глаз. – Это странно звучит, нопилот-спец решил заняться акванавтикой. Там требуются дельфиньи пастухи,водители батискафов и лесники, ухаживающие за кувшинками. Очень странныйпоступок для пилота… даже сообщали в новостях.

– Ты уверена?

– На все сто процентов. Если, конечно, его зовут Ханг. Идем,не будем утомлять нашу гостью, она уже дремлет…

Тихо покинув палату, они вышли в коридор. Разминулись сдавешними носилками, везущими своего пациента.

– Ы-ы… – в беспамятстве бормотал больной, а санитар шептал впереговорник: – Йоко, пройдите в операционную номер семнадцать, немедленно,пациент в тяжелом состоянии…

– Наверное, тут ответственность не меньше, чем в космосе, –оборачиваясь на пациента, сказал Алекс. – Сплошные нервы. Тут и спецу-врачутрудно, а как ты справляешься?

– Раздумываешь, не стать ли врачом? – улыбнулась егоспутница.

– Очень может быть… а тебя не вызовут на подмогу? –поинтересовался пилот.

– Йоко справится, она хорошая девочка, спец к тому же… Внашем госпитале сотни врачей. И мой рабочий день уже закончен.

– Ты свободна сегодня вечером?

– Ого! Годков десять назад я была бы польщена таким вопросомстарого космического волка. Если бы только забыла мамин наказ никогда невлюбляться в пилотов, не умеющих любить в ответ. – Дженни усмехнулась.

Алекс невозмутимо ответил:

– В том-то и дело, что я – умею.

– Шутишь?

– И да, и нет. Йоко, впрочем, тоже милая девочка… но… –Резко остановившись, пилот обнял ее. – Она – не в моем вкусе. Мне нравишься ты,и я очень боюсь, что начинаю влюбляться.

Алекс смотрел серьезно, без улыбки. Недоверие в глазахженщины начало гаснуть.

– Что с тобой случилось, пилот? Таких, как ты, надопоказывать в цирке! Очереди выстроятся. Спец, пилот-спец, умеющий любить!

– Так и есть. Разумеется, это получилось не сразу. – Алексулыбался, от души наслаждаясь ее замешательством. – Некоторые думали, чтовозникшее умение угаснет само по себе. Если бы так произошло, мне было бы дажелегче. Но увы – я по-прежнему умею любить.

Дженни растерянно пробормотала:

– Алекс, ты говоришь слишком странные и серьезные вещи…

Женщине трудно продолжать спорить, когда ее целуетнравящийся ей мужчина. Если судить по реакции Дженни – так оно и было.

– Любовь – это странная вещь, ее чувствуешь сразу, – сказалпилот, на миг отрываясь от ее губ.

– Я чувствую. Но это невозможно!

– Если сомневаешься, назначь мне испытательный срок.

Госпиталь, как и положено, располагался на окраине города.От ворот, где стояли прокатные машины, они пошли пешком. Самое смешное, что несговариваясь: обоим хотелось пройтись.

Алекс смотрел в небо.

Может быть, ему придется увидеть еще сотни планет, да иповидал он немало. Отчего же каждое небо – такое странное и удивительное?Горящие облака Омелии, летающие кувшинки Зодиака, пыльные смерчи Нангиялы…

Алекс задумчиво сказал:

– Кажется, я все-таки останусь пилотом. И поэтому тебепридется освоить работу космоврача.

Уотсон засмеялась:

– Жаль, тебя не слышит мой бывший босс. Разумеется, оннемедленно начал бы выяснять причины твоего странного поведения.

Алекс покачал головой:

– Знаешь, у меня есть предчувствие, что он сменит работу.Может быть, станет музыкантом. Если уже не стал.

– С чего ты взял?

– Такое предчувствие.

Интрига – это старое и безотказное оружие. Только теперьпилот понял, что это такое – всерьез ухаживать за женщиной, увлекать, заманивать,добиваться любви… а не предаваться быстрому и беззаботному сексу. Если это былачасть любви – то она ему нравилась.

– Похоже, тебе требуется помощь не по моей специальности.Ольга, моя подруга, замечательный психотерапевт-спец, и возьмет недорого.Выписать тебе направление? К концу года будешь как новенький. – Уотсонулыбалась, но говорила серьезно.

– С этой болезнью она не справится.

Уотсон долго смотрела ему в глаза, прежде чем поняла, чтоэто правда.

Какое далекое это небо, если лежать на траве…

Обнаженное женское тело, ее запах, ее руки, ее растерянныепоцелуи…

Небо накрыло их тысячами плывущих кувшинок, живым и нежнымпологом.

Если сдернуть его – то там будет не только обжигающий светбелого солнца, там будут еще и звезды.

Целое небо звезд.

Москва, январь—июнь 1999 г.