– Конечно, для этого-то я и здесь. Давай начнем с центра,отсюда отправимся на восток посмотреть на пригороды, может, на кое-какиеприятные домики, а потом пообедаем в моем любимом ресторанчике.

– Похоже, скучать не придется, – отозвалась Эбби. Кэйрасплатилась. Они вышли из отеля и уселись в новый “мерседес” семейства Куин.

Столовая, как ее просто называли, располагалась в концепятого этажа и выходила окнами на набережную и лениво ползущую за ней реку. Извысоченных окон открывался захватывающий вид на мосты и доки, буксиры,пароходики, баржи.

Помещение это было святилищем, надежным убежищем для тех,кто был достаточно талантлив и честолюбив, чтобы стать компаньонамиреспектабельной фирмы Бендини. Они встречались здесь ежедневно на обедах,которые им готовила Джесси Фрэнсис, огромная пожилая темпераментная негритянка,а подавал блюда на стол ее муж Рузвельт, в белых перчатках и старомодном,неловко сидящем на нем чуть выцветшем и морщинистом фраке, подаренном личномистером Бендини незадолго до смерти. Иногда компаньоны встречались и по утрам,чтобы выпить кофе с горячими пирожками и обсудить дела, а также, от случая кслучаю, – и за бокалом вина, отмечая удачный месяц или чей-нибудь небываловысокий гонорар. Столовая была предназначена только для компаньонов, ну развечто случайный гость – крайне выгодный клиент или перспективный кандидат всотрудники – переступал ее порог. Сотрудники могли обедать здесь дважды в год,только дважды – это регистрировалось в соответствующей книге, – и только поприглашению компаньонов.

К столовой примыкало помещение небольшой кухни, где творилаДжесси и где она приготовила первый из этих обедов для мистера Бендини и егоколлег двадцать шесть лет назад. Все эти двадцать шесть лет она готовилаисключительно южную кухню, ни разу не попытавшись в угоду чьему-то вкусуприготовить блюдо, название которого она и выговорить-то не могла. “Не ешьте,если вам это не по вкусу”, – таков был ее обычный ответ на подобные требования.Судя по тому, что в тарелках, которые убирал со стола Рузвельт, ничего неоставалось, ее поварским искусством были не только довольны, но и наслаждались.По понедельникам она вывешивала меню на неделю, отдельные заказы принимала непозже десяти утра и дулась годами на того, кто вдруг вздумает отказаться отзаказа или просто не придет на обед. Она с мужем работала по четыре часа в деньи получала вместе с ним тысячу долларов в месяц.

Митчел сидел за столом вместе с Ламаром Куином, ОливеромЛамбертом и Рейсом Макнайтом. Сначала им принесли нежнейшие свинью ребрышки сгарниром из вареной тыквы и какой-то ароматной травки.

– А жир она сегодня убрала, – обратил внимание Ламберт.

– Восхитительно! – оценил Митч.

– А вы терпимы к жирной кухне?

– Да, в Кентукки готовят так же.

– Я пришел в фирму в 1955 году, – сказал Макнайт, – а сам яиз Нью-Джерси, так? И я был неспокоен в отношении южной кухни и держался от нееподальше. Все едят с маслом и готовят на животном жире, так? А потом мистерБендини решил открыть здесь это маленькое кафе. Он нанимает Джесси, и вот ужедвадцать лет я мучаюсь изжогой. Жареные красные помидоры, жареные зеленыепомидоры, жареные баклажаны, жареная тыква, жареное то и се. Однажды Виктор Миллигансказал – хватит. Он ведь из Коннектикута, так? И Джесси тут же выдала на скоруюруку порцию жареных маринованных огурчиков. Представляете?! Пожаритьмаринованные огурчики! Миллиган позволил себе пробурчать что-то при Рузвельте,а тот доложил Джесси. Та взяла и ушла через заднюю дверь, просто ушла. Нанеделю. Рузвельт хотел идти на работу, а она его не пускала. В конце концов,Бендини все уладил, и она согласилась вернуться, если больше никаких жалоб небудет. Но все-таки она отказалась от жира. Думаю, все мы проживем теперь лет надесять больше.

– Восхитительно! – намазывая масло на еще одну булочку,произнес Ламар.

– У нее всегда так, – добавил Ламберт в тот момент, когдамимо их столика проходил Рузвельт, – еда здесь хороша, от нее полнеешь, но мынечасто пропускаем обед.

Митчел ел не спеша, готовый в любой момент поддержатьбеседу, и старался держаться абсолютно свободно. Удавалось это с трудом.Окруженный людьми, добившимися от жизни всего, миллионерами, в этой изысканной,роскошно убранной комнате, он чувствовал себя простым смертным, очутившимсявдруг в небесных чертогах. Только присутствие Ламара и отчасти Рузвельтапридавало ему бодрости.

Когда Ламберт убедился в том, что Митч уже насытился, онвытер салфеткой рот, медленно поднялся и легонько постучал чайной ложечкой.

– Джентльмены, могу ли я попросить минуту вашего внимания?

В столовой наступила тишина, головы обедающих повернулись кстолику. Положив салфетки, мужчины в упор смотрели на гостя. Где-то написьменном столе у каждого лежала копия его досье. Два месяца назад ониединогласно проголосовали за то, чтобы сделать его единственным претендентом.Они все знали, что он пробегает по четыре мили в день, не курит, что у негоаллергия на сульфаниды, вырезаны гланды, что у него маленькая синяя “мазда”,что мать страдает психическим расстройством и что он мастерски играет в футбол.Им было известно и то, что, даже когда он болеет, он не принимает ничего болеекрепкого, чем пара таблеток аспирина, и то, что он достаточно голоден для того,чтобы работать сто часов в неделю, если они его об этом попросят. Митчел И.Макдир нравился им. Он приятно выглядел, был атлетически сложен, настоящиймужчина, со светлой головой и крепким телом.

– Вы знаете, что сегодня мы приветствуем здесь дорогогогостя – Митчела Макдира. В ближайшее время он заканчивает Гарвард с отличием.

– Виват! Виват! – раздались голоса двух-трех выпускниковГарварда.

– Вот именно, благодарю вас. Митчел и его жена Эбби будутнашими гостями весь уик-энд. Митч входит в пятерку сильнейших выпускников, и нанего большой спрос. Но он нужен нам здесь. Я знаю, что вы будете общаться с нимдо его отъезда. Сегодня вечером его принимает Ламар Куин с супругой, а завтравсех присутствующих на ужин к себе приглашаю я.

Митчел смущенно улыбался, а Ламберт продолжал говоритьчто-то о величии фирмы. Когда слова его отзвучали, все вернулись к пудингу икофе, которые разнес по столам Рузвельт.

Любимый ресторанчик Кэй оказался роскошным заведением для“золотой” молодежи в южной части города. С потолка тут и там свисали листьяпапоротника, музыкальный автомат негромко наигрывал музыку далеких 60-х.

Дайкири подали в высоких стеклянных бокалах.

– Думаю, по одному будет достаточно? – спросила Кэй.

– Пьяница из меня никакой, – отозвалась Эбби. Они заказалифирменное блюдо, попробовали коктейль.