– Об этом папе тоже всякое говорили, – не думалотступать Гофрихтер. – Да, случались колдуны и среди инфулатов.[37] В свое время инквизитор Швенкефельд…

– Да прекратите вы наконец, – оборвал его плебанЯкуб. – Нас сейчас интересует нечто иное.

– И верно, – подтвердил злотник. – Я,например, знаю, что у князя Генрика не было потомка мужеского полу, а былитолько три дочери. С самой младшей, Маргаритой, наш священник Томас позволилсебе завести роман.

– И князь допустил? Неужто настолько сильна быладружба?

– Князь в то время уже упокоился, – снова пояснилзлотник. – Княгиня же Анна либо не знала, чем тут пахнет, либо знать нежелала. Томас Чех в те годы еще не епископствовал, но был в прекрасныхотношениях с остальной Силезией: с Генрихом Верным в Глогове, Казимиром вЧешине и Фриштатте, свидницко-яворским Больком Младшим, бытомско-козельскимВладиславом, Людвигом из Бжега. К тому же представьте себе, господа, что человекне просто бывает в Авиньоне у Святого Отца, но еще и ухитряется извлечь у негомочевой камень так ловко, что после операции пациент не только сохраняет…куську, но она у него еще и встает. Если даже не ежедневно, то все же… Хоть,возможно, и звучит это несколько забавно, тем не менее я нисколько не шучу.Считается, что именно благодаря Томасу у нас в Силезии до сих пор сидят Пясты.[38] Он, кстати, с равным успехом помогал и мужчинам, и женщинам.А также супружеским парам, если вы понимаете, что я имею в виду.

– Боюсь, – сказал бургомистр, – что нет.

– Он ухитрялся помочь чете, у которой ничего неполучалось в супружеском ложе. Теперь понимаете?

– Теперь – да, – кивнул Гофрихтер. – Сталобыть, вроцлавскую княжну он… э… обработал тоже скорее всего в строгомсоответствии с медицинским искусством. Результатом, естественно, оказалсяребенок.

– Естественно, – подтвердил плебан Якуб. –Дело прикрыли обычной методой. Маргариту заперли у кларисок,[39]ребенок попал в Олесьницу к князю Конраду. Конрад воспитывал его как сына.Томас Богем становился все более значительной фигурой всюду – в Силезии, вПраге у императора Карла IV, в Авиньоне, поэтому карьера мальчику былаобеспечена уже с детства. Конечно, карьера духовная. В зависимости от того,сколь разумен он будет. Был бы глупым – получил бы сельский приход. При среднейглуповатости его сделали бы аббатом где-нибудь у цистерцианцев. Был бы умным –ждала б капитула одной из коллегиат.

– А каким он оказался?

– Неглупым. Пристойным, как отец. И храбрым. Не успелеще никто что-либо предпринять, а будущий князь уже бился с великопольчанамиплечом к плечу с младшим князем, будущим Конрадом Старым. И бился так храбро,что не было другого выхода, как посвятить его в рыцари с пожалованиемземельного надела. Таким-то манером скончался князек Тимо, да здравствуетрыцарь Тимо Богем из Белявы, von Belau. Рыцарь Тимо, который вскоре недурнопродвинулся, взяв в жены младшую дочку Гейденрайха Ностица.

– Ностиц выдал дочь за поповского ублюдка?

– К тому времени поп, родитель «ублюдка», сталвроцлавским суфраганом и епископом Сарепты, знался со Святым Отцом, вышел всоветники Вацлава IV и был запанибрата со всеми князьями Силезии. СтарыйГейденрайх наверняка и сам охотно сбагрил бы ему свою доченьку.

– Возможно.

– Из связи ностицевой дочери с Тимо де Беляу родилисьГенрик и Томас. В Генрике, видать, отозвалась дедова кровь, потому как он сталсвященником, прошел обучение в Праге и до смерти, совсем недавней, былсхоластиком[40] у Святого Креста во Вроцлаве. Томас же взял вжены Богушку, дочь Микши из Прохова, и родил с нею двух детей: Петра,прозванного Петерлином, и Рейнмара, именуемого Рейневаном. Петерлин, илиПетрушка, и Рейневан, то есть Пижма. Этакие овощно-травяные когномены[41] – понятия не имею, сами ли они себе их придумали, или этобыла фантазия отца, который, раз уж мы об этом заговорили, полег под Танненбергом.

– На чьей стороне?

– На нашей, христианской.

Ян Гофрихтер покачал головой, отхлебнул из кружки.

– А этот Рейнмар-Рейневан, привыкший подкатываться подбочок к чужим женам… Он кто у августинцев? Облат?[42] Конверс? [43] Послушник?

– Рейнмар Беляу, – усмехнулся плебан Якуб, –медик, учившийся в пражском Карловом университете. Еще до занятий вуниверситете он обучался в кафедральной школе во Вроцлаве, потом познавалсекреты травничества у свидницких аптекарей и у духовенства в Бжегском приюте.Именно духари и дядя Генрик, вроцлавский схоластик, пристроили его к нашимавгустинцам, специализировавшимся на лечении травами и злаками. Парень честно иискренне, доказав тем свое призвание, изучал медицину в Праге. Кстати, тоже попротекции дяди и на деньги, которые тот имел от канонии. На учебе, видимо,старался, потому что через два года стал бакалавром искусств, artiumbaccalaureus. Из Праги выехал сразу после… Хм-м…

– Сразу после дефенестрации,[44] – непобоялся докончить бургомистр. – И это явно доказывает, что с гуситской,стал-быть, ересью его ничто не связывает.

– Ничто не связывает, – спокойно подтвердилзлотник Фридман. – Я хорошо знаю это от сына, который в то время тожеобучался в Праге.

– Прекрасно получилось, – добавил бургомистрЗахс, – что Рейневан вернулся в Силезию, и еще лучше, что к нам, вОлесьницу, а не в Зембицкое княжество, где его брат рыцарски служит князю Яну.Это хороший, разумный, хоть и молодой парень, а в траволечении столь умелый,что таких еще поискать. Жене моей чирьяки, которые у нее, стал-быть, там, ну,на теле появились, вылечил, а дочку от постоянного кашля освободил. Мне дляглаз, которые слезились, дал отвар. Прошло, как рукой сняло…

Бургомистр замолк, закашлялся, засунул руки в обшитые мехомрукава делии. Ян Гофрихтер быстро глянул на него и заявил: