Так они и сделали. Король и королева выпили воды изисточника безумия и тут же понесли околесицу. В тот же час их подданныеотказались от своих требований: если теперь король проявляет такую мудрость, топочему бы не позволить ему и дальше править страной?

В стране воцарилось спокойствие, несмотря на то, что еежители вели себя совсем не так, как их соседи. И король смог править до концасвоих дней.

Вероника рассмеялась.

– Непохоже, что вы сумасшедшая, – сказала она.

– Но это правда, хотя меня и можно вылечить, ведь уменя болезнь простая – достаточно восполнить в организме нехватку одногохимического вещества. И все же я надеюсь, что это вещество решит только моюпроблему хронической депрессии. Я хочу остаться сумасшедшей, жить так, как ямечтаю, а не так, как хочется другим. Вы знаете, что находится там, за стенамиВиллете?

– Там люди, выпившие из одного колодца.

– Совершенно верно, – сказала Зедка. – Имкажется, что они нормальные, поскольку все они поступают одинаково. Я будупритворяться, что тоже напилась той воды.

– Но я-то выпила, и именно в этом моя проблема. У меняникогда не было ни депрессии, ни большой радости, ни печали, которой бы хватилонадолго. Мои проблемы такие же, как у всех.

Зедка на какое-то время замолчала.

– Говорят, вы скоро умрете.

Вероника на миг заколебалась: можно ли довериться этойженщине, с которой едва знакома? Наверное, следует рискнуть.

– Мне осталось всего пять-шесть дней. Я сейчас думаю,есть ли способ умереть раньше? Если бы вы или кто-нибудь из тех, кто здесь,достали мне нужные таблетки, я уверена, что на сей раз сердце не выдержит.Пожалуйста, попытайтесь понять, как мучительно ждать смерти, и, если естьвозможность, помогите мне.

Не успела Зедка ответить, как появилась медсестра сошприцем.

– Самой вам сделать укол или, может, позвать санитаров?

– Не спорьте с нею, – сказала ЗедкаВеронике. – Берегите силы, если хотите получить то, о чем меня просили.

Вероника поднялась с корточек и, вернувшись к себе на место,сдалась на милость медсестры.

Это был ее первый нормальный день в Виллете, своего рода«выход в свет» – в общество умалишенных. Из палаты Вероника направилась впросторную столовую, где собирались из обоих отделений – женского имужского. Взяв чашку кофе, про себя Вероника отметила: в отличие от того, чтопоказывают в фильмах про психушки, – скандалы, крики, яростнаяжестикуляция, непредсказуемые выходки пациентов, – здесь все былопогружено в гнетущую атмосферу безмолвного, фальшиво-благостного покоя. Каждыйушел в себя, в свой внутренний мир, куда закрыт доступ посторонним.

После завтрака, который оказался довольно вкусным (впрочем,несмотря на мрачную репутацию Виллете, никто никогда не говорил, что там плохокормят), больным предписывались «солнечные ванны на свежем воздухе». Между темсолнца сегодня не было, да и холод стоял основательный – температура ниженуля. В бдительном сопровождении санитаров больные потянулись во двор, в сад,покрытый снегом.

– Я здесь не для того, чтобы сохранить себе жизнь, ачтобы от нее избавиться, – сказала Вероника одному из санитаров.

– Даже если это так, вы все равно должны выйти на улицуи принять солнечную ванну.

– Кто из нас сумасшедший? Ведь там нет никакого солнца!

– Но есть свет, и он благотворно действует на больных.К сожалению, зимы у нас долгие, иначе и работы у нас было бы гораздо меньше.

Спорить было бесполезно; Вероника вышла в сад и прошласьвдоль стены, оглядываясь вокруг и втайне помышляя о бегстве. Стена былавысокой, что было типично для старых казарм, но башни для часовых были пусты.По периметру сада располагались здания военного образца, в которых теперьнаходились мужские и женские палаты, административные помещения, процедурные иординаторские.

Сразу стало ясно, что единственным по-настоящему укрепленнымучастком был главный вход – что-то вроде вахты с двумя охранниками,проверявшими документы у каждого, кто бы ни следовал мимо.

Похоже, умственные способности Вероники постепенновозвращались к норме. Для проверки она стала вспоминать всякие мелочи: гдеоставила ключ от своей комнаты, какой диск недавно купила, какой последнийзаказ получила в библиотеке.

– Я – Зедка, – сказала оказавшаяся вдругрядом женщина.

Ночью не удалось рассмотреть ее лицо – весь вчерашнийразговор у койки Веронике пришлось просидеть на корточках, не поднимая головы.Назвавшаяся Зедкой была на вид совершенно нормальной женщиной, лет примернотридцати пяти.

– Надеюсь, укол вам не слишком повредил. Вообще современем организм привыкает, и успокоительные перестают действовать.

– Я чувствую себя неплохо.

– Наш вчерашний разговор... помните, о чем вы меняпросили?

– Конечно.

Зедка взяла ее под руку, и они стали прогуливаться подорожке среди голых деревьев. За стеной ограды виднелись горы, тающие воблаках.

– Холодно, но утро прекрасное, – сказалаЗедка. – Странно, именно в такие пасмурные, холодные дни депрессии у меняникогда не бывало. В ненастье я чувствую, что природа словно в согласии сомной, с тем, что на душе. И наоборот – стоит появиться солнцу, когда наулицах играет детвора, когда все радуются чудесному дню, я чувствую себяужасно. Такая вот несправедливость: вокруг все это великолепие – но мне внем места нет.

Вероника осторожно высвободилась. Ей всегда претилафамильярность, она инстинктивно избегала навязываемых физических контактов.

– По-моему, разговор не о том. Вы ведь начали с моейпросьбы.