– Ах да. Здесь, в приюте, есть одна особая группапациентов. Эти мужчины и женщины давно уже могли бы выписаться и преспокойновернуться домой, но не захотели. И, если подумать, тому есть немалопричин – Виллете не так плох, как о нем говорят, хотя, разумеется, здесьдалеко не гостиница-люкс. Зато каждый здесь может говорить что вздумается,делать что хочется, не опасаясь вызвать чье-либо недовольство иликритику – в конце концов, здесь психбольница. Однако во время официальныхревизий, когда появляется инспекция, участники группы намеренно ведут себя так,будто представляют серьезную угрозу для общества – ведь весьма многие изних здесь за государственный счет. Врачи знают про симуляцию, но, похоже, естькакое-то тайное указание хозяев-соучредителей, заинтересованных в том, чтобыпациентов было побольше. Клиника не должна пустовать – каждый пациентприносит доход.

– И они могут достать таблетки?

– Попробуйте установить с ними контакт. Свою группу,кстати, они называют «Братством».

Зедка указала на светловолосую женщину, оживленнобеседовавшую с пациенткой помоложе.

– Ее зовут Мари, она из Братства. Спросите ее. Вероникадвинулась было в ту сторону, но Зедка ее удержала:

– Не сейчас: сейчас она развлекается. Она не прекратитзаниматься тем, что доставляет ей удовольствие, лишь для того чтобы оказатьлюбезность незнакомке. Если она будет недовольна, у вас уже никогда не будетшанса к ней приблизиться. «Сумасшедшие» всегда доверяют первому впечатлению.

Вероника рассмеялась над тем, с какой интонацией былосказано «сумасшедшие», но почувствовала при этом смутную тревогу – ужслишком все вокруг казалась нормальным, едва не жизнерадостным. Столько летподряд жизнь циркулировала в пределах привычного маршрута – с работы вбар, из бара в постель к любовнику, от любовника к себе в монастырскую комнату,из монастыря – в родительский дом, под крылышко матери. И вот теперь онастолкнулась с чем-то таким, что ей и не снилось: приют, наблюдение психиатров,санитары...

Где люди не стыдятся говорить, что они сумасшедшие.

Где никто не прекращает делать то, что ему нравится, лишьдля того чтобы оказать другому любезность.

Ее вообще охватило сомнение, не издевается ли над нею втайнеЗедка, или же это у ненормальных обычное дело – ставить себя выше других,при всяком удобном случае подчеркивая свою избранность – избранностьпринадлежащих к особому миру – тому, где царит полная свобода безумия. А сдругой стороны, если подумать, разве не все равно? Ей, во всяком случае, выпалопережить некий любопытный и редкий опыт: представьте себе, что вы оказалисьтам, где предпочитают выглядеть сумасшедшими, лишь бы делать что в головувзбредет, пользуясь на этот счет полнейшей свободой.

Едва лишь пришла в голову эта мысль, сердце словно куда-топровалилось. Сразу в памяти вспыхнули слова врача, и недавний невыносимый страхохватил Веронику. – Мне нужно прогуляться, – сказала онаЗедке. – Я хочу побыть одна. – В конце концов. Вероника ведь тоже«сумасшедшая», и, значит, с другими можно не считаться.

Зедка кивнула и отошла в сторону, а Вероника невольнозалюбовалась окутанными дымкой горами за стенами Виллете. У нее возникло нечтовроде смутного желания жить, но она решительно его отогнала.

Нужно как можно скорей достать эти таблетки. Вероника ещераз попыталась обдумать ситуацию, в которую угодила. Ничего хорошего она в нейне находила. Ведь если бы даже ей позволили делать все те безумные вещи, какиепозволены сумасшедшим, она бы все равно не знала, с чего начать.

До сих пор она никогда не пыталась совершать ничегобезумного.

После прогулки все вернулись из сада в столовую, на обед, апосле обеда в сопровождении тех же санитаров потянулись в громадный холл,уставленный столами, стульями, диванами – были здесь даже пианино ителевизор, – зал с большими окнами, за которыми низко проплывали серыетучи. Окна выходили в сад, поэтому решетки на них отсутствовали. Ведущие тудаже двери были закрыты – за стеклом стоял нешуточный холод, – но чтобыснова выйти на прогулку среди деревьев, стоило лишь повернуть ручку.

Пациенты в большинстве своем смотрели телевизор; другиенеподвижно глядели перед собою, иные тихо говорили сами с собой – но с кемтакого иногда не случалось? Вероника отметила, что самая старшая среди женщин,Мари, теперь оказалась вместе с большой компанией в одном из углов зала. В томже углу прохаживались несколько пациентов, и Вероника попыталась к нимприсоединиться – ей хотелось послушать, о чем говорят в компании Мари.

Она как могла придала себе безучастный вид, но, когда оказаласьрядом, собеседники Мари замолчали и все как по команде на нее уставились.

– Что вам угодно? – спросил пожилой мужчина,который, вероятно, был лидером пресловутого Братства (если такая группадействительно существует, и Зедка не более безумна, чем кажется).

– Да нет, ничего – я просто проходила мимо.

Все переглянулись и, как-то странно гримасничая, закивалидруг другу. Кто-то передразнил ее, с издевкой сказав другому: «Она простопроходила мимо!» Тот повторил погромче, и через несколько секунд уже все онинаперебой принялись выкрикивать: «Она проходила мимо! Мимо! Она простопроходила мимо!»

Ошарашенная, Вероника застыла на месте от страха. Один изсанитаров – крепкий мрачный детина – подошел узнать, что происходит.

– Ничего, – ответил кто-то из компании. – Онапросто проходила мимо. Вот она стоит как вкопанная, но на самом деле проходитмимо!

Вся компания разразилась хохотом. Вероника криво улыбнулась,попытавшись изобразить независимый вид, повернулась и отошла, чтобы никто неуспел заметить, что глаза ее полны слез. Забыв о куртке, она вышла прямо взаснеженный сад. За нею увязался было какой-то санитар, чтобы заставитьвернуться, но затем появился другой, что-то прошептал, и они исчезли, оставивее в покое – коченеть на холоде.

Надо ли так уж заботиться о здоровье того, кто обречен?

Вероника чувствовала, что вся охвачена смятением, гневом,злостью на саму себя. Впервые она так глупо попалась, притом что всегдаизбегала провокаций, с ранних лет научившись сохранять хладнокровие,невозмутимо выжидая, пока изменятся обстоятельства. Однако этим умалишеннымудалось вывести ее из равновесия, удалось вовлечь в свою подлую игру, когда еепросто захлестнули стыд, страх, гнев, желание растерзать их, уничтожить такимисловами, которые даже сейчас язык не поворачивался вымолвить.