Я присел на скамейку. Достал еще одну сигарету. Повертел вруках трубку. Чужой телефон, чужая квартира, чужая собака. А если это все —только начало? Чего меня еще можно лишить?

Родных. Друзей. Работы.

Я набрал номер розничного отдела своей фирмы. Занято. Что ж,обычное дело. Звонят всякие пионеры, ищут крутую видеокарту подешевле… Номербосса.

— Слушаю…

— Валентин Романович, добрый день!

— Добрый.

— Это Кирилл Максимов вас беспокоит. Менеджер розницы.

— Из какой фирмы?

Телефон едва не выпал из моих рук.

— Из вашей! Из «Бит и Байт»!

Пауза. Шепоток — будто микрофон прикрыли рукой. Шеф втехнике полный ламер, никак не научится пользоваться кнопкой отключениямикрофона. Мне показалось, что я услышал: «Кирилл Максимов у нас работает? Нарознице?» Потом шеф тем же вежливым тоном спросил:

— Да?

— Я сегодня не могу прийти на работу, Валентин Романович.Тут сложились такие обстоятельства…

Снова пауза и шепоток сквозь ладонь.

— Э… Кирилл Максимов?

— Кирилл, — обреченно сказал я.

— Где вы, говорите, работаете?

— В розничном отделе. Менеджер по продажам. Спросите АндреяИсааковича!

— Андрей Исаакович, — нарочито громко спросил шеф. —Работает у вас Кирилл Максимов?

— Нет, — донесся ответ старшего менеджера розницы. — ВалентинРоманович, я вам все время говорю — у нас не хватает одного человека! Ну трудновтроем с нашими объемами, просто совсем невозможно!

— Э… Кирилл Максимович… — сказал шеф.

— Кирилл Максимов!

— Кирилл Максимов. Я не совсем понял смысл вашей шутки, ноесли вы хотите работать в нашей фирме и имеете опыт…

— Имею. Три года работы.

— Где?

— В «Бите и Байте!» — крикнул я и прервал связь.

Меня колотило мелкой дрожью. Это уже не бумажки. Меня не узналВалентин Романович? Пускай. Не так уж часто я с ним вижусь. Но вот АндрюшкаЛиванов, с которым вместе было и выпито технического спирта, и пролитотрудового пота…

Бумаги можно подменить. Если уж решили отнять квартиру.

Людей можно подкупить… или запугать. Если уж задались цельюзатравить меня.

Но откуда у шефа и Андрюшки подобные актерские способности?Андрей у нас хоть и Ливанов, да не тот. И выдать импровизированную горестнуюречь о нехватке менеджера он никак не мог!

Руки тряслись, и виной тому была не вчерашняя пьянка. Яогляделся. Мой двор. Мой, понимаете? Мой! Эти скамейки и карусели на детскойплощадке, свежевыкрашенные ко дню города, — они мои! Этот дворник, сгребающиймокрые осенние листья, — мой! Этот магазинчик на углу, где я покупаю хлеб,колбасу и пельмени, — тоже мой! Все вокруг привычное и уютное, даже лужа вузком проходе между нашим и соседним домом — моя, обжитая, сто раз в нейпромокали ноги, а однажды я поскользнулся и шлепнулся в нее — совершеннопо-клоунски размахивая руками, пытаясь удержаться от падения, но все-такиприземлившись на мягкое место. Анька тогда хохотала будто ненормальная, я,глядя на нее, тоже принялся смеяться — сидя в луже, и проходившая мимо бабулькавысказала все, что думает о пропившей стыд и совесть молодежи…

Я набрал номер Ани.

— Кирилл, не звони мне, хорошо? — раздалось в трубке. — Я нехочу больше с тобой общаться. Правда не хочу.

Отбой.

Наверное, наши отношения и впрямь иссякли. Я не огорчился. Яобрадовался! Анька узнала мой номер, она помнила меня!

Что же происходит?

Я уселся поудобнее, с улыбкой кивнул дворнику — тот меня неузнал и на кивок не ответил. И принялся обзванивать друзей, знакомых и деловыхпартнеров — всех подряд по записной книжке телефона, начиная с менеджераАшимова, у которого иногда закупал железяки для фирмы, и кончая папинымзнакомым, стоматологом Яблонским, полгода назад ставившим мне очередную пломбу.

Через полчаса, почти посадив телефон, я закончил обзвон.

Картина вырисовывалась странная… впрочем, нет, странная —это если бы в ней начисто отсутствовали закономерности. А здесь они имелись.

Случайные знакомые вроде Яблонского или менеджеров крупныхоптовых фирм меня забыли начисто. Приятели, с которыми связывали более-менееличные воспоминания, вспоминали не сразу, но после какого-нибудь «Лешка, тычто, опух? Мы на прошлой неделе вместе пиво пивали в „Граблях“!» вспоминали иначинали смущенно извиняться, ссылаясь на выбившую всю память работу илипоследствия вчерашнего пьянства. Пятеро вспомнили меня сразу — Котя, хотя тут, вероятно,сказывалось недавнее общение, три девчонки, отношения с которыми были более чемтеплыми, и, совершенно неожиданно, один паренек из конкурирующей фирмы. Спареньком этим я общался не слишком уж часто… было в нем что-то такое…голубоватое, что ли…

Я крякнул. Вот те на! История почти как в Котиных рассказах.Парень-то, похоже, и впрямь гей! А я, видимо, ему симпатичен. Вот потому ипомнит…

Почему-то мысль о том, что я являюсь объектом сексуальныхфантазий голубого, меня потрясла больше, чем охвативший моих знакомых склероз.Я встал, дошел до магазинчика и купил пива. Продавщицы меня не узнали.Вернувшись на скамейку, я попытался сосредоточиться. Фиг с ним, с парнем,положившим на меня глаз. К вечеру и он меня забудет начисто, пра-а-ативный.

Потом, наверное, забудут те девчонки, с которыми у меня былироманы.

Что дальше?

Без работы. Без квартиры. Без друзей.

Паспорт? Ну и что с того? Фальшивый. На рынке купил.

А родители?

Не вызовут ли они милицию, обнаружив меня в своей квартире?

Я набрал папин номер. Вслушался в щелканье и потрескиваниемирового эфира.

— Да? — весело откликнулся папа.

— Привет, это Кирилл, — сказал я.

— Кто-кто? — не понял отец.

— Кирилл! Ты что, родного сына не узнаешь?

— Да слышно тебя плохо, Кириллка, — добродушно отозвалсяотец. — Не мобильная связь, а полевая почта… Как дела? Трудишься?

— Тружусь, — ответил я, отхлебывая пиво.

— Мать спрашивает — не болеешь?

— Здоров как бык…

— Все в порядке? Ничего не случилось?

Так и подмывало ответить — «выгнали с работы, отобраликвартиру, а друзья меня забыли».