— Вчера я пришел домой с работы. Живу один… ну, почти один,у меня собака есть…

Минут пять писатель откровенно скучал. Потом на его лицепоявилось легкое любопытство.

Странно — для того, чтобы пересказать самые наполненныесобытиями сутки из своей жизни, мне потребовалось всего четверть часа.

— Хорошая история. — Мельников плеснул себе еще коньяка. —Э… так это замысел вашего…

— Это случилось со мной на самом деле, — мрачно сказал я.Так и думал, что фантаст будет не лучшим советчиком. Фантасты в чудеса верятеще меньше, чем проститутки в любовь.

— Дмитрий Сергеевич, так и есть, — подтвердил Котя.

— Покажите мне ваш паспорт, — попросил Мельников.

Я пожал плечами — ну чем ему помогут мои документы, — новсе-таки достал и протянул паспорт.

— Скажите, Кирилл Данилович… — изучая паспорт, сказалМельников. — А как вы довели документ до такого состояния? В вашей ситуации…

Выхватив паспорт, я уставился на страницу с фотографией.Паспорт как паспорт… Вот только… только очень бледный шрифт. И фотография —будто выцветшая. И страницы — хрупкие, пожелтевшие.

— Еще вчера он был нормальный, — сказал я. — Глянь…

Протянул паспорт Коте — тот с ужасом уставился на блеклыестрочки.

— Любопытно, — сказал Мельников с нескрываемымудовольствием. — Дайте-ка сюда…

Он еще раз внимательно изучил паспорт. Пролистал. Хмыкнул.

— Чего еще? — спросил я.

— А вы знаете, Кирилл, что вы нигде не прописаны? — спросилМельников.

Страница с пропиской и впрямь оказалась пустой. Как я нисмотрел на нее — под ярким светом лампы, у окна, под углом и на просвет, —никаких следов штампа не было.

— Тяжело в Москве без прописки, — вздохнул Котя. — Может,тебе временную регистрацию получить? Да шучу, шучу, успокойся!

Мне было не до шуток. Я спрятал паспорт в карман. Посмотрелна Мельникова.

— Итак, надо исходить из того, что ваш рассказ — правда? —спросил Мельников.

Я кивнул.

— И вы хотите моего совета… э… как человека, выдумывающеговсякие неправдоподобные истории?

Я снова кивнул.

Мельников откинулся на спинку дивана, опер локоть на кожануюподушку. Задумчиво покрутил в руке бокал с коньяком.

— Если бы я был Стругацкий А и Бэ, — начал он, — то я быпридумал так… Я бы придумал, что вы — человек совершенно ненужный в жизни,никчемушный… вы уж только извините, это все для примера…

— Ничего, продолжайте, — попросил я.

— И вот сама жизнь, сама реальность принялась вас исторгатьиз мироздания. Постепенно стираются все ваши следы — вначале бюрократическиебумажки, потом воспоминания случайных знакомых, потом воспоминания друзей иродных… И кончилось бы это… — Он на миг задумался. Потом кивнул: — Кончилось быэто тем, что вы истаяли бы, превратились в неощутимого и забытого всемипризрака. Примерно так.

— Спасибо, — сказал я, чувствуя странную сухость во рту. — Аможно иные варианты?

— Конечно! — радостно откликнулся Мельников. — Будь яГлобачёв, я бы предположил, что на Землю вторгаются инопланетяне. Таким хитрымобразом они очищают себе плацдарм — вытесняют человека из жизни, стирают памятьо нем, подменяют бумаги… и ваше место занимает агент враждебной цивилизации.Кончилось бы все тем, что вы вступили бы с ними в борьбу, проникли бы на ихпланеты — и надавали всем по полной программе.

Эта версия показалась мне более оптимистичной. Но в своиспособности устрашать инопланетных захватчиков я не верил.

— Будь я Заров, — продолжал Мельников, — то вы бы былималеньким мальчиком или наивным юношей. И вас бы испытывала на стойкостьинопланетная цивилизация — не такая злая, как у Глобачёва, но тоже недобрая. Выбы повзрослели и закалились в борьбе, надавали бы всем по полной программе, послучаю обрели всемогущество — но отказались бы от него по невнятным причинам.

— Тут я уже пролетел, — сказал я. — По возрасту. Дальше?

— Будь я Велесов, — задумчиво произнес Мельников, — топодобным образом вас готовили бы к переходу в иной мир — откуда вы и прибыли вмладенчестве. А в мире том много разных богов, монстров и волшебников. Вы,пожалуй, были бы сам из рода богов или героев. И…

— Всем бы надавал, — догадался я. — И занял подобающее мнеместо.

— Ага. Но потом бы обнаружили, что существуют еще болеекрутые боги. И принялись бы воевать с ними…

— Еще версии? — спросил Котя. Похоже, он любил фантастику —потому что сейчас довольно лыбился, глядя на Мельникова.

— Будь я Охотников — то я бы ничего объяснять не стал. —Мельников злорадно улыбнулся. — Вам бы наваляли все кому не лень. Вы бы простоочень долго страдали, а потом поняли, что жизнь придется начинать с чистоголиста. И заново добились бы всего в жизни и завоевали любовь забывшей вас женщины…

— Что-то мне это не нравится, — признался я.

Котя захохотал.

— Будь я Чудов, — Мельников прищурился, — то были бы вымачо. Интеллигент с тонким знанием психологии окружающих, но с манерамиармейского сержанта. И злая девица облила бы вас дерьмом из ночного горшка, аменты бы долго били дубинками. До кровавых соплей. Но ваша сила духа всепревозмогла бы.

Котя прыснул.

— Будь я супругами Иноченко, — Мельников на миг задумался, —то подобные гадости творились бы со многими людьми, регулярно, все бы их ждалии к ним готовились. Но вы, пожалуй, изначально были бы девочкой или юнойдевушкой. Кончилось бы все грустно, но оптимистично.

Котя ржал в полный голос. Я невольно улыбнулся.

— Будь я молодой и честолюбивый автор Вася Пупкин, то я быпоиграл с религией, — продолжил Мельников. — К примеру — сделал бы вассовременным Иовом, которого Господь испытывает и осыпает бедами. Я бы еще ждалу вас проблем со здоровьем, милицией и преступным миром.

— Совсем не нравится, — сказал я.

— Будь я Дромов, то эпидемия стирания людей из реальностиначалась бы внезапно и во всем мире. Вы бы работали в спецслужбе и расследовалиэто дело — пока с вами самим не началось подобное. Объяснения я бы все-такипредложил, но не слишком убедительные — не в них дело.

— Скажите, а если бы вы были Мельниковым? — не удержался я.

Мельников вздохнул.

— Будь я Мельников… а я и есть Мельников… то я смело написалбы роман с любым подобным сюжетом. Вы поймите, я ведь и сейчас фантазирую,предлагаю различные варианты… а для смеха провожу параллели…