Я вздохнул и повернулся вместе с креслом к Коте.

— Пока о тебе думаю, — уныло сказал Котя, — вроде бы всенормально. Помню и тебя, и все, что с тобой связано. А вот стоит отвлечься… Яотошел, кофе себе сделал. Вернулся, собирался продолжать про учителяфизкультуры. Смотрю — на экране какой-то левый текст! Стал читать. Сновавспомнил. Но… как в тумане все.

— Котя, что происходит? — спросил я.

— Ты сам все помнишь? — с надеждой спросил он.

— Все. Это меня забывают. Родители вроде бы помнят, Анька…еще несколько девчонок…

— Те, с кем у тебя наиболее крепкий эмоциональный контакт, —заключил Котя.

— В смысле?

— Те, кто тебя постоянно вспоминает. Это не дает им тебязабыть… ну, быстро, во всяком случае. Мы ведь все постоянно всё забываем. Этонормально. Если информация лишняя, если не используется, то мозг ее стирает… нуили откладывает куда-то в долгий ящик. У меня на компьютере такая же системастоит, периодически спрашивает: «Вы этой программой не пользовались ужеполгода, она вам нужна или ее можно стереть?» Так что все нормально… толькослишком быстро происходит. Будто у тебя склероз.

— При чем тут я? Я все помню. Склероз у моих друзей.

— Такого не бывает… — мрачно сказал Котя. — Слушай, Кирилл,ты хороший человек, очень мне симпатичен, но только я не собираюсь о тебе постоянновспоминать. Ты это учти! А если вспоминать не буду — то забуду начисто. Иникакие записки не помогут.

— Я от тебя подвигов не требую, — пробормотал я. — Хочешь —сотру твои писульки и уйду?

Котя некоторое время размышлял. Скорее всего чтобы потрепатьмне нервы.

— Нет, погоди. Мне интересно. Ты сегодня чем занимался?

— Обошел толпу бюрократов… — начал перечислять я. Котявнимательно слушал, кивал. Потом спросил:

— В церковь не пробовал сходить?

Я вытаращил глаза. Котя воинствующим атеистом не был, но и вБога не верил.

— Ты чего?

— А чего? Я не атеист, я агностик. А любой агностиктеоретически допускает существование высших сил. Раз уж пошла такая мистика…

— Нет, не ходил. Так… сам помолился… — с легкой стыдливостьюпризнался я.

— Надо сходить, — решил Котя.

— Точно?

— Точно. Потому что больше я никаких выходов для тебя невижу.

Мы помолчали.

— Котя, мне нужна помощь, — сказал я наконец. — Может, ивпрямь — мистика? У тебя нет знакомых экстрасенсов?

— Откуда?

— Ну… ты же сам, когда «не о», пишешь о всякой чертовщине…Общаешься…

— Чего? Да я с такими же охламонами и общаюсь! Ты думаешь, яхожу по шарлатанам-экстрасенсам, а потом о них пишу? Ты еще предположи, что я совчарками трахаюсь, а потом это описываю… Все из головы, Кирилл! Все это гоневона потребу публики! Нет никаких настоящих экстрасенсов… ну или я их не знаю…

— Тогда мне и впрямь только в церковь осталось пойти, —сказал я.

— Подожди. Знаю я, к кому пойдем.

Я вопросительно посмотрел на Котю.

— К Дмитрию Мельникову. А? Хорошо я придумал?

— А ты что, с ним знаком? — удивился я.

— О! И тебя склероз коснулся, — захихикал Котя. — Знаком. Нето чтобы очень, но Мельников — мужик внятный, компанейский. Только надо будет сконьяком прийти.

Дмитрий Мельников был человеком редкой профессии. Вот ужелет двадцать он работал писателем-фантастом и, видимо, на этом поприщепреуспевал. Во всяком случае, жил знаток инопланетных чудовищ и отечественныхвампиров в новом высотном доме на Кутузовском, с чистым подъездом и бравымдедком-вахтером, судя по выправке и въедливому взгляду, служившим раньшеохранником в лагерях.

Квартиру Мельников имел огромную и богато обставленную, да исам выглядел вполне благостным. Я всегда подозревал, что человек, герои которогозубами гнут арматуру, а пинком ноги прошибают бетонные стены, должен иметь неслишком-то геройское телосложение. Мельников и впрямь оказался человекомсредних лет, среднего роста и средней плечистости — зато с изрядным брюшком.

Котю, однако, он принял вполне благосклонно. Я тоже былудостоен рукопожатия с властителем дум наивных подростков и романтичных девиц.

— Проходите в кабинет, ребята, — демократично предложилМельников. — Хотите — тапки надевайте.

Где-то в недрах квартиры звякала посуда, канючил что-тодетский голос, тявкала собака. Но за массивными дверями кабинета сразу сталотихо. Что-то мурлыкал пижонский проигрыватель — весь прозрачный, так что быловидно, как крутится внутри диск и перемигиваются наверняка ненужные, толькоради эстетики понапиханные светодиоды.

— А внутре у ней неонка, — пробормотал я.

Мельников обрадованно уставился на меня:

— О! Как приятно встретить образованного человека! А то дочего дошло — классику никто не помнит. Процитировал Стругацких без кавычек,сделал, так сказать, литературный комплимент — а читатели стали хвалить фразукак мою…

Настроение у меня было и без того не очень.

— По крайней мере у читателей хороший вкус.

Мельников замолчал. Кажется, решал, не стоит ли обидеться ивыставить меня вместе с Котей.

Не выставил. Пробурчал:

— К вкусу бы еще общую начитанность… Ну как можно уперетьсяв одного автора и читать только его? Пусть даже меня!

Котя хихикнул. Достал из пакета, на который Мельников ужеуспел покоситься, бутылку коньяка.

— Понятно, — сказал Мельников. Открыл шкаф, в которомоказался бар — и не пустой. Извлек бокалы. Поставил на стеклянный журнальныйстолик возле дивана. Подумал и спросил: — Как я понимаю, вы не только питьпришли?

— Очень нужна ваша помощь, — сказал Котя. — У Кирилла такаястранная ситуация…

— Я не издатель, — быстро ответил Мельников. — Могуподсказать, куда обратиться с романом…

— Нет, что вы, Кирилл не пишет, — замахал руками Котя.

На лице Мельникова отразилось явное облегчение. Он спросил:

— А чем я тогда могу помочь? Единственное, в чем япрофессионально разбираюсь, — это литература. Конкретизирую — фантастика.

— История у Кирилла приключилась фантастическая… — началКотя. — Да что я… Кирилл сам расскажет.

Писатель-фантаст без всякого энтузиазма посмотрел на меня. Явздохнул, сел на диван, взял в руки бокал с коньяком и начал рассказывать: