– Ну как Антониони? – светски спросила я, сгорая отстыда за марганцовку в ванной.

– Туфта полная, – честно призналась Венька, – менятолько на двадцать минут хватило. И почему только творческие работники невыходят на пенсию?.. Знакомьтесь – это Мышь. А это – Фархад и Марк. Фарик иМарик.

На Фарика и Марика я произвела впечатление не большее, чемзамызганный окурок, брошенный на асфальт. Они смотрели только на Веньку.

– Мышь сценарии пишет. Никакой реакции.

– Фарик журналист, а у Марка здесь бизнес намечается.

– Радостно за него. – Я вдруг позавидовала Веньке. Мневполне хватило бы кого-нибудь одного.

– Ты не бойся, мы не останемся. Мы квартиру сняли наАлексеевской, – И когда только успели?

– Лето. Дни длинные, – лениво разлепил губы Марик.

– Мы поедем. А я тебе завтра позвоню. Здорово было,правда. Я рада, что так получилось.

Я поморщилась.

Фарик и Марик поднялись как по команде – оба высокие, хорошосложенные и еще не заматеревшие.

"Ну и черт с вами”. – Входная дверь хлопнула.

Я опять осталась одна.

* * *

Венька действительно позвонила мне на следующий день. Мывстретились на нейтральной территории, на Новом Арбате (я не была там года три,хотя все это время, за исключением месячной эпопеи с продажей бабушкинойквартиры, безвылазно просидела в Москве).

Мы сидели в летнем кафе у кинотеатра “Октябрь” и пилиотвратительно теплый сок. После вчерашних возлияний мне все еще было муторно, итрубку взять с собой я не решилась. Зато купила пачку самых дорогих сигарет –вообще-то, мне было всегда все равно, что курить, я так и не научилась получатьот этого удовольствие. Но сигареты были моим спасением в общении с другимилюдьми, они придавали мне иллюзию независимости и незакомплексованности – этобыл психологический барьер, преодолеть который не представлялось никакойвозможности.

Иван, читавший меня даже не как беллетристику средней руки,а как комикс, сказал однажды: “Если у тебя такие проблемы, то чем наживать рак легких,купи себе четки. Займешь руки, а все остальное приложится”.

Я вдруг вспомнила об этом сегодня, в летнем кафе, за соком,сидя напротив девятнадцатилетней соплячки с восхитительно длинными ногтями.

Ее мальчики сидели рядом, за соседним столиком, с видомугрюмых телохранителей. , – Слушай, – непринужденно сказала Венька, – меня тутмысль озарила… Только не подумай, что это наглость с моей стороны… Словом, мымогли бы работать вместе, почему нет? Фарик, между прочим, – криминальныйжурналист, так что все свеженькое, полный эксклюзив. Сейчас это хавается,почему не попробовать. Могли бы объединить усилия.

"Поздравляю, девочка, у тебя собачий нюх на такуюбезвольную инфузорию, как я”.

Я выбила сигарету из пачки:

– Шла бы ты лучше в топ-модели. Венька заговорщицкискосила глаза на своих телохранителей и прощебетала:

– Десять сантиметров не хватает до стандарта. Так чтоэто отпадает.

Я вдруг подумала, что спустя семь лет все может повторитьсяснова. И мой позвоночник впервые за долгое время дал слабину и превратился вплющ, готовый обвиться вокруг этой девчонки. Искушение закрыть глаза иположиться на чужую волю было таким сильным, что я даже зажмурилась.

– Серега говорил, что ты просто классно пишешь .

– Да?

– ..так гениально, что просто крышу сносит!

– Ну, не я конкретно, а уже распавшийся коллективавторов.

– Можно придумать что-нибудь подобное.

– Подобного уже не будет.

– Будет лучше.

– Что, хочешь попасть в обойму? – проницательно спросила я.

– Очень! Причем сразу – и в яблочко.

– А при чем здесь я?

– Ты пока не говори ничего, просто подумай. В любомслучае – позвони.

…Я не позвонила – ни на следующий день, ни через неделю. Содной стороны – каждому человеку нравится быть соблазненным: все равно чем –главное, соблазненным. Но с другой – я терпеть не могла эту провинциальнуюпрыть, эту нахрапистость, эту железобетонную уверенность, что именно твоясвежая кровь окажется нужной группы.

И все-таки Венька не выдержала и позвонила. Первой. Не знаю,чего уж там наплел неугомонный оператор Серега Волошко о моих литературныхэкзерсисах.

– Ну.., как? – спросила Венька. – Решила что-нибудь?

– Знаешь, я, пожалуй, не гожусь. Возраст, знаешь… Порао душе подумать. А ты приезжай – просто так, без всяких меркантильныхинтересов…

Но приехала не Венька, приехал один из мальчиков – Марик.

Он заявился вечером, без предварительного звонка, с бутылкойвина и цветами – очень самоуверенно с его стороны. Я была наслышана о таких вотмужских штучках.

– Лучше бы водку принес, – вместо приветствия сказалая.

Марик растерялся:

– Сбегать, что ли?

– Сбегай.

Он развернулся на каблуках и, как был – с цветами и вином, –отправился за водкой. Я выиграла время, чтобы собраться с мыслями и оценитьситуацию. Конечно, это определенный жест, только вот чей – его самого илиВеньки?

Я мельком взглянула на себя в зеркало – конечно же, Веньки,она решила пожертвовать фигурой. Но нужно отдать должное, фигура была весьмапривлекательной.

…Мы сидели на кухне битый час и пили водку. Но, несмотря навыпитые полбутылки, разговор не клеился – я слишком отвыкла от людей вообще итаких молодых – в частности. Марик рассказал дюжину анекдотов, из которыхудачными были только два: какие-то уморительные истории из жизни узбекскихаборигенов. Я ответила ему заезженными, пятилетней давности, киношно-постельныминовостями. , А потом кончилась водка.

Мы оба были восхитительно трезвы.

– Ну? – спросила я. – Что дальше?

– Еще сбегать? – предложил он.

– Пожалуй, не надо. Ненавижу это делать на пьянуюголову. Ты ведь за этим пришел? К малознакомой стареющей женщине на ночь глядя?

"Лихо”, – одобрил меня мертвый Иван. “Лихо, лихо”, –одобрил меня уехавший Нимотси. Марик неожиданно покраснел как мальчишка. “Моимальчишки”, – вспомнила я Веньку.

– Кофе хочешь? – спросила я.

– Да.

– Я сварю. – Мне вдруг понравилось амплуапроницательной стервы, выскочившее из меня, как черт из табакерки.

– Я помогу, – сорвался с места он.

В крошечной кухне, у крошечного столика нам обоим былотесно, то и дело мы задевали друг друга. Видно было, что он на что-то решается,– во всяком случае, его нечаянные прикосновения стали более осмысленными.