– Я здесь, – сказала Ольга. – Я чайник ставила. Значит, так.Все правильно ты предполагал, они брат и сестра. Ну, то есть наш Мерцаловпокойный и эта твоя аптекарша.

Андрей Ларионов предполагал нечто подобное уже довольнодавно, но сейчас, когда подтверждение прозвучало так определенно, сердце у негосжалось.

– Они оказались в разных детдомах потому, что после смертиматери девочка заболела и болела очень долго, с полгода, наверное. Про болезньточно я не знаю, просто так думаю. Мне так в детдоме объяснили.

– Звонила в детдом? – спросил Андрей с чувством. Он оченьлюбил своих сотрудников. Не было в управлении других таких грамотных,профессиональных и не ленивых ребят.

– Звонила, конечно, – подтвердила Ольга. – Когда ее избольницы выписывали, то, конечно, про старшего брата никто и не вспомнил.Старшая сестра больницы, в которой она лежала, отвезла ее в детдом номер 37 подВолоколамском. Эта сестра родом из Волоколамска и знала про этот детдом, что оннеплохой. Мальчик остался в Удельной, и его очень скоро усыновили Мерцал о –вы. Все. Нет, не все. Девочке было два года. Мальчику – шесть. Вот теперь все.

– А мать? – спросил Андрей.

– Это не Наталья Рогожская, если ты об этом спрашиваешь.Рогожская жива и здорова, а мать этих детей умерла от воспаления легких.Вернее, от отека легких. Родных нет. Жили под Москвой, в Немчиновке. Работалаона художницей в издательстве “Советская Россия”, так написано в заключении осмерти. Про отца ничего не известно. Неуловимый какой-то отец.

– Фотографии есть?

– Кого? – не поняла Ольга. – Матери?

– Да.

– Нет, конечно, откуда? – Ольга даже развеселилась. – Тыдумаешь, я волшебница? А фотографию убийцы не хочешь?

– Нет, – сказал Андрей честно. – Не хочу. Спасибо, Ольга.Завтра с утра займемся…

– Можно я завтра с утра в парикмахерскую схожу? –подхалимским голосом попросилась Ольга. – Не могу же я вкалывать и вкалыватькак ненормальная…

– Нет, – сказал Андрей, и Ольга на том конце проводамоментально поняла, что на самом деле нельзя. Поняла и не обиделась. – Сходишь,когда все закончится. Недолго уже.

– Черт с тобой, – сказала она и бросила трубку. Андрейприкрыл глаза и стал покачиваться на стуле.

Клавдия Ковалева, лучшая подруга его сестры, его нынешняялюбовь, гадкий утенок, привезенный Танькой со студенческой картошки, котораяхлопочет сейчас за его спиной и о которой он не может спокойно думать, потомучто она слишком ему нравится, – сестра убитого Сергея Мерцалова.

Черт возьми, все в этом деле, сразу ставшем не простоработой, с самого начала пошло не так, как надо.

Майор Ларионов злился и сочувствовал вместо того, чтобыспокойно и трезво рассуждать. Он выходил из себя, утопал в жалости, впадал вбешенство и в конце концов влюбился – и все из-за этого проклятого дела.

Теперь ему предстоит сообщить Клавдии, что у нее был брат, окотором она ничего не знала, что этот брат убит и убийца теперь собираетсяприкончить и ее.

Замечательно. То, что нужно.

И еще та старая фотография. Все дело в ней, в тойфотографии, которую маленький Сережа зачем-то взял из дома и сохранил.

Какая судьба.

Какая чудовищная несправедливость.

Андрей потер руками лицо.

Завтра, если повезет, он будет знать все. Завтра, в деньпохорон Сергея Мерцалова, майор Ларионов будет знать точно, кто его убил и ктособирается так же убить его сестру.

– Андрюша! – тихо окликнула сзади Клавдия. – Все готово. Тычто молчишь, Андрюша?

Полевому он позвонил сам.

– Как твоя аптекарша? – спросил Полевой с ходу.

– Спит, – сказал Андрей. – Наелась, как щенок, и спит. Ольгатебе звонила?

– Да, – сказал Полевой, – конечно. Они помолчали.

– Отец Элеоноры в ночь с тридцать первого на первое спал впоезде Кисловодск – Москва, – сказал Игорь негромко. – Сама Элеонора провелавсю ночь с братом Петей. Его “Шкода” действительно всю ночь простояла наохраняемой стоянке перед ее домом. Ребята со стоянки эту “Шкоду” хорошо знают,хотя она нечасто приезжает. Номера и время приезда-отъезда у них записаны. Ониже денежки по часам берут…

– Зачем она тебе наврала про то, что Сергей был еелюбовником?

– Говорит, что очень его любила, что всегда о нем мечтала иеще какую-то ахинею, а на самом деле мне кажется, что ее больше всего деньгиволнуют. Он же, наверное, денег немало после себя оставил. Она, по-моему, наних претендует больше, чем на любовь.

Андрей хмыкнул:

– Интересно знать, как она собралась доказывать, что это егоребенок. Ну, ездил он к ней, ну, болтали в институте, но ведь любая экспертиза…

– Я думаю, что экспертиза тут ни при чем, Андрей, – сказалПолевой. – Она скорее всего собиралась на жену давить, чтобы жена ей кусокотвалила. Она же не знала, что жена была в курсе всех его дел, и ни за что неповерила бы, что Сергей ей изменял. Элеоноре такие вещи просто недоступны. ЭтотПетя ей ни за каким хреном не нужен. Ей денег много нужно, а у Пети они откуда…

– А зачем она Ирине звонила и сукой ее обзывала? – Андрейзакурил и толкнул дверь на кухню, чтобы дым не несло в квартиру, в глубинекоторой спала в тепле сытая Клавдия.

– Рыдает и говорит, что от ревности. – Игорь выругался. –Она сама сука первостатейная, майор. Очень ее задевало, что Мерцалов еепрелести презрел и не смотрел даже в ее сторону. Где это видано, где этослыхано, чтобы мужик родную старую жену предпочитал новой неизвестной красотке?Говорит – не сдержалась, потому что Ирина Сергею не давала вздохнуть свободно.Если бы давала, Сергей давно бы к Элеоноре ушел.

– Ну да, ну да, – сказал Андрей неопределенно. – А как же…

Они еще помолчали.

– Завтра с утра мы с тобой должны разыскать эту Рогожскую,чья карточка в семейном альбоме Мерцаловых завалялась. – Андрей прикурилследующую сигарету. – И еще я Измайлову позвонил.

Лев Ильич Измайлов был знаменитый на всю Москву старыйадвокат, которого они с Полевым однажды спасли от не в меру прытких ребят, накоторых осторожный Лев Ильич отказался работать. С тех пор Измайлов называлПолевого и Ларионова “ребятками” и всегда безотказно помогал.

– Ну как старый хрен? – развеселился Игорь. – Жив еще?

– Жив и процветает, – уверил Андрей. Они оба любили “старогохрена” и радовались, что тогда не дали его в обиду. – Обещал помочь. У него жевезде свои, а муж этой Рогожской был человек не маленький.