выпадает, нет и всего остального. Если ты не можешь любить себя, какие бы дела во благо ближних ты ни совершал, это всегда будет невроз. Если любишь только себя, а другим от этого ничего – это эгоцентризм. Если ты рассказываешь, что ты любишь Бога, но никому от этого не хорошо, это просто какое-то лукавство. Настоящая любовь выражается в конкретных действиях по отношению к совершенно конкретным людям. И каждый, кто встречается на твоем пути, – это Бог. И именно так ты должен его рассматривать, даже если он тебе очень не нравится.

Мк. 12:32–34 «Книжник сказал Ему: хорошо, Учитель! истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его; и любить Его всем сердцем, и всем умом, и всею душею, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжений и жертв. Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: недалеко ты от Царствия Божия. После того никто уже не смел спрашивать Его».

Книжник буквально повторяет то, что выше сказал Иисус, но тот отвечает ему странно: «недалеко ты от Царствия Божия». Недалеко – это еще не там. Для понимания истинного смысла книжнику чего-то не хватает: он повторяет слова, но не видит сути. Для книжника это перечень из двух заповедей, которые нужно выполнять по отдельности. Для Иисуса – одно и то же. Как будто Иисус видит одну идею в объеме и описывает ее с разных сторон, а книжник видит две отдельные проекции этой идеи на плоскость. На этом вопросы к Иисусу закончились.

Мк. 12:35–37 «Продолжая учить в храме, Иисус говорил: как говорят книжники, что Христос есть Сын Давидов? Ибо сам Давид сказал Духом Святым: сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих. Итак, сам Давид называет Его Господом: как же Он Сын ему? И множество народа слушало Его с услаждением».

По переводу синтагмы «сказал Господь Господу моему» совершенно невозможно понять, о чем идет речь. Получается, что Господь сказал самому себе. Там, где мы читаем «Господь Господу», на самом деле стоят разные слова, которые к тому же в зависимости от культурного контекста и времени понимались по-разному. «Сказал Господь» – это буквально «сказал Бог». В оригинале здесь стоит священная тетраграмма YHWH. Слово, переведенное как «Господу», это «адонай» [94], что значит «хозяин, господин». Оно часто используется в Библии для замены тетраграммы, но не в данном случае. С.  С. Аверинцев перевел это место наиболее удачно: «сказал Бог государю моему». Для нашего уха слово «государь» сразу расставляет все по местам. Потому что «государь» – это обозначение очень влиятельного человека, например царя, господина, хозяина, но не Бога. То есть Давид говорит примерно следующее: «Бог сказал моему государю – мессии, великому царю». Если Давид говорит, что мессия – его государь, как же он может быть ему сыном? С другой стороны, мы точно знаем, что Иисус – сын Давида, то есть потомок Давида, и это не подвергается сомнению. У нас есть две родословные в евангелиях, которые достаточно сильно на этом сконцентророваны. То есть Иисус – действительно потомок Давида, но при этом сам Давид называет своего потомка государем. Сталкивая две разных библейских традиции, Иисус демонстрирует народу следующее: все ваши представления о том, как должно выглядеть мессианское царство, мягко говоря, далеки от действительности. Царство Давида – это расцвет еврейской государственности, и это подлинный царь, которого все так ждали. Но мессия, его потомок, не является продолжателем дела Давида. И Давид мыслит своего потомка выше самого себя. Мессия не продолжает его дело: не строит еврейскую государственность, не собирает еврейские колена, скорее, наоборот, разрушает дело Давида, ведь иудеи, последовавшие за ним, отказываются от идеи своей государственности, отдают себя в жертву, растворяются в этом новом порядке. Но это не значит, что он – предатель идеи. Он тот, кто выводит идею на новый уровень.

Мк. 12:38–44 «И говорил им в учении Своем: остерегайтесь книжников, любящих ходить в длинных одеждах и принимать приветствия в народных собраниях, сидеть впереди в синагогах и возлежать на первом месте на пиршествах, – сии, поядающие домы вдов и напоказ долго молящиеся, примут тягчайшее осуждение. И сел Иисус против сокровищницы и смотрел, как народ кладет деньги в сокровищницу. Многие богатые клали много. Придя же, одна бедная вдова положила две лепты, что составляет кодрант. Подозвав учеников Своих, Иисус сказал им: истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу, ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое».

«Остерегайтесь книжников» – говорит Иисус, – тех, которые постоянно занимаются толкованием закона: что делать нужно, что делать не нужно. То есть он призывает остерегаться тех людей, которые постоянно будут говорить, как правильно, а как неправильно. Как вы узнаете этих людей? Они любят ходить в длинных одеждах и принимать приветствия в народных собраниях (то есть приветствия принимают, а сами никого не приветствуют), занимать главное место в молитвенных собраниях и сидеть во главе стола на праздничных трапезах.

Естественно, у этого текста есть совершенно конкретный исторический ракурс, и во времена Иисуса не ходили в таких же одеждах, в каких мы ходим сегодня, но у книжников и первосвященников были особые одеяния, точно так же отличавшие их от остальных. Стремление выделиться за счет одежды есть у всех, кто мыслит себя представителем духовности. Возьмем, к примеру, бурятский буддизм – та же история, те же помпезные головные уборы. Ислам – опять же длинные одежды. Современные иудеи – черные сюртуки. Индуисты и кришнаиты – тоже специфические одеяния. Везде, как только начинается история про какую-то высшую духовность, сразу же появляется какой-нибудь специфический наряд. Почему так происходит? Здесь дело прежде всего в уровне человеческого сознания. Вся эта история с нарядами – попытка избежать настоящего понимания, что такое подлинная духовность. Нам свойственно представление, что духовность – что-то не такое, как этот мир. У всех длинных одежд есть одна характерная особенность: они непригодны для обыденной жизни. В такой одежде невозможно работать и вообще неудобно использовать ее повседневно. Поэтому она призвана подчеркнуть, что тот, кто ее носит, как бы не из этого мира. Надо сказать, что у древних монахов никаких мантий не было. Они носили самую простую одежду – одежду рабов. Это был просто плащ-накидка, который служил монаху всем. Современные монашеские одеяния, шелковые, с 40 заглаженными складочками по числу 40 дней поста Иисуса в пустыне –