пожалуй, наиболее ясно проступает в другом письме из Берлина, написанном Георгом Р. 1 июня 1944 г. «Я получаю свои письма до востребования, потому что за это время одно мое жилье сгорело, а еще два разбомбили», – сообщал в первых же строках Георг Р. Далее он напоминал рейхсминистру о другом своем письме, отправленном год назад, в котором предлагал: «Нет уничтожению немецкого народа и немецких земель – даешь полное уничтожение евреев». Но в тот раз у него возникла новая идея: вместо того, чтобы изгнать всех евреев из Германии, он предлагал «объявить через специально организованный плебисцит, что мы больше не собираемся нападать ни на какие города в Англии и, следовательно, наши враги также больше не должны нападать на наши города и селения. Решение вступает в силу немедленно… А если наши враги тем не менее посмеют напасть хотя бы на один из наших городов… тогда мы безжалостно расстреляем 10 000, 20 000 или 30 000 евреев» [50].

Корреспонденты Геббельса транслировали в своих письмах многократно усиленное эхо тех сигналов, которые воспринимали из нацистских газет и радио. В апреле 1943 г. министр пропаганды приказал уделять больше внимания антисемитской пропаганде: 70–80 % всех радиопередач следовало посвятить еврейскому вопросу, вине евреев в развязывании войны и тому, какая судьба ожидает Германию, если евреи решат мстить. Новый «Еврейский школьный календарь», изданный в апреле 1943 г. для будущего учебного года, был полон «цитат», касающихся запланированной мести евреев неевреям. Центральное место в кампании против британской и американской «плутократии» занимали тайные манипуляции еврея – точнее, его собирательного образа, созданного всеми средствами нацистской пропаганды за последние два года войны. Даже в глухой австрийской деревне маленьким мальчикам в школе вдалбливали лозунг: «В войне виноват еврей». Эдгар Плохл и его одноклассники должны были каждое утро произносить эти слова перед началом уроков. Первым делом их строгая учительница проверяла чистоту их шеи, ушей, ногтей и носовых платков и выбирала, кого следует выпороть, а потом мальчишки хором торжественно повторяли за ней: «В войне виноват еврей». Каждый день Эдгар шел в школу, с ужасом ожидая утреннего наказания, а потом вместе с остальными мальчиками повторял эти «волшебные слова» [51].

Если бы пропаганда Геббельса действовала на одних только нацистов, ее влияние было бы относительно невелико. Но, как выяснил на личном опыте Виктор Клемперер, созданный Геббельсом образ еврея как истинного протагониста войны сыграл роль линзы, сфокусировавшей в себе страх и растерянность людей, которые изначально не были нацистами и пришли бы в ужас при мысли о расстреле еврейских заложников. Славный фабричный мастер, с которым Клемперер вместе служил во время Первой мировой войны и который искренне сочувствовал ему 12 марта 1944 г., когда он потерял должность преподавателя в институте только потому, что был евреем, неделю спустя в разговоре с Клемперером, сбивчиво пытаясь объяснить ему причину последней, совершенно бессмысленной американской бомбардировки Гамбурга, заговорил о еврейских «миллиардерах». Абстрактная идея «еврейской плутократии» предлагала таким людям, как он, объяснение, идущее вразрез с их личной симпатией к отдельным евреям. В обществе возник новый водораздел. Даже после ноябрьского погрома 1938 г. антисемитизмом нацистов восторгались лишь некоторые группы и регионы, такие как Гессен или Франкония, где и до 1933 г. существовали сильные антисемитские настроения. В таких городах, как Берлин, Гамбург и Франкфурт, или в Руре, где глубоко укоренились светские традиции и ценности рабочего движения, подобные взгляды почти не имели влияния. Но война изменила картину и в этих регионах. Пытаясь осмыслить ожесточенные террористические бомбардировки, гражданское население в городах все больше начинало верить в заговор врагов, испытывающих непримиримую ненависть к немцам и Германии [52].

В «еврейские» бомбардировки верили не только убежденные сторонники нацистов, и эти взгляды подкреплялись не только антисемитской пропагандой. Свою роль играли и широко распространившиеся слухи о массовых расстрелах евреев на Востоке. Утонченный аристократ Лотар де ла Камп писал из Гамбурга родным 28 июля 1943 г., в разгар операции «Гоморра»: «В частных беседах и даже в более широком кругу простые люди, средний класс и прочее население неоднократно высказывались в том смысле, что нападения союзников – месть за наше обращение с евреями». Тем же летом в Мюнхене, Эссене, Гамбурге и Киле раздавались голоса, высказывающие сходную точку зрения. Более 10 % писем, адресованных Геббельсу в середине августа, протестовали против антисемитской кампании. Один корреспондент указывал, что людей беспокоят и другие вопросы, другой считал, что немцы сейчас несут наказание за то, как они раньше поступили с евреями. 2 сентября 1943 г. ежедневная газета Stuttgarter NS-Kurier почувствовала себя обязанной публично опровергнуть довод о том, что мировое еврейство не воевало бы с Германией, если бы Германия не взялась за решение еврейского вопроса столь радикально. Антисемитская риторика Геббельса оказалась для режима палкой о двух концах. Тем не менее в широком смысле он одержал победу. Ибо ни Лотар де ла Камп, ни люди, на которых он ссылался, совершенно не сомневались в том, что у евреев имеется все необходимое для разрушительных нападений на Германию. Внушая населению мысль о могуществе «еврейской плутократии», геббельсовская пропаганда добилась успеха, даже если в настоящий момент результатом этой пропаганды были страх и растерянность немцев [53].

В течение долгой средней фазы войны этот пессимистический взгляд на положение нации то усиливался, то ослабевал по мере поступления новостей с разных фронтов.

Когда американцы в сентябре 1944 г. дошли до Аахена, они обнаружили, что местное население ожидает коллективного наказания за то, что было сделано с евреями. Но даже критически настроенные и несогласные граждане незаметно для себя усвоили глубинное убеждение, будто евреи настолько едины и сильны, что могут руководить бомбардировками союзников. Геббельс оказался прав, полагая, что может использовать пропаганду, опирающуюся на страх и рассказы о зверствах, чтобы не позволить немцам окончательно пасть духом и поддаться откровенно пораженческим настроениям [54].

Тем временем режим делал все возможное, чтобы защитить от бомбардировок молодежь. После усиленных налетов весной и летом 1943 г. многие школы были полностью эвакуированы в сельскую местность. Все происходило почти так же, как во время предыдущих эвакуаций в 1940, 1941 и 1942 гг., но масштабы были намного серьезнее, а срок пребывания в эвакуации не ограничивался шестью месяцами. В Берлине Геббельс использовал свое положение гауляйтера и рейхскомиссара по обороне, чтобы как можно более полно реализовать эту программу. Во многих гау последовали его примеру, и, в отличие от первой эвакуации в сентябре 1940 г., католическое духовенство поддержало принятые меры. В конце 1943 г. произошел массовый отток населения в сельскую местность, с севера и запада Рейха на юг и восток, сравниться с которым могло