Не колеблясь, он отшвырнул её так далеко, как только смог.Доспехи немедленно пожелали повернуть туда в поисках утраченной части, ноНоррек больше не признавал их власти. Он вынудил латы взять другое направление,к Лат Голейну, просматривавшемуся теперь сквозь образовавшуюся в дюне дыру.

Сколько времени он сумеет контролировать эту силу и неподдаться ей, солдат не мог сказать. Норрек знал лишь то, что должен попытатьсясделать хоть что-то правильно. Теперь его торопила, подбрасывая дров в огонь,не тяга к насилию, а вина — у Лат Голейна оставалось совсем немного времени.

Он поднял свободную руку, указывая на далёкий город. Демоныуже вышибли одни ворота. Медлить больше нельзя.

Словам, которые он произнёс, его никто не учил. Это былислова Бартука, магия Бартука. Но воспоминания Бартука — воспоминания его предка— уже стали памятью самого Норрека. Он знал, что эти слова способны сделать,знал, что они должны сделать, и произносил их добровольно, хотя часть его, всеещё подчинённая доспехам, сопротивлялась, желая предотвратить дальнейшее.

Если бы он был свидетелем нечистого колдовства Злорадного иКсазакса в палатке генерала, Норрек отметил бы, что в голосе его звучатинтонации Злорадного. Но сейчас солдат просто знал, что, если ничего несделает, целый город омоется кровью его жителей.

И в конце магической формулы потомок Кровавого Полководцавыкрикнул два последних слова:

— Мортиас Диаблум! Мортиас Диаблум!

В воротах Лат Голейна стояли насмерть его защитники, ужепонявшие, что сражаются с людьми без души, с людьми, в которых есть что-тодьявольское. И всё же воины султана бились до последнего, ведь горожане,невзирая на опасности штормовых вод, пытались бежать.

Однако у капитанов кораблей было мало надежды — одно судноуже затонуло, ещё одно разбилось о причал. Волны с рёвом бились о землю, такчто стоять на берегу было небезопасно. Троих смыло, когда они пыталисьприготовить корабли для беженцев.

Но когда надежда уже почти исчезла, случилось нечтоошеломительное и чудесное одновременно. Уже проникшие в стены города чёрныесолдаты с огненными глазами остановились, смятенно повернули головы назад — ииз всех глоток в безумном хоре поднялся неземной лютый вой.

А затем из спины каждого вырвалось по омерзительной,полупрозрачной фигуре с безобразным, нечеловеческим лицом и изогнутымикогтистыми конечностями. Те, кто оказался свидетелями этого, говориливпоследствии, что на лицах демонов-призраков читались гнев и отчаяние, когдаих, жалобно вопящих, выбросило в Аранох и разметало в тысячу разных сторон.

На мгновение армия тьмы замерла с оружием наготове, внезапноопустевшие глаза смотрели прямо перед собой. А затем, словно вместе с фантомамииз них выкачали и всё остальное, чудовищные солдаты принялись проваливаться всамих себя. Один за одним, ряд за рядом захватчики падали бесформенными грудамикостей, увядшей плоти и частями панциря, и не многим из защитников Лат Голейнаудалось при этом зрелище удержать в желудках их содержимое.

Один из командиров, тот самый, которому Августас Злорадныйприказал найти Норрека Вижарана, стал первым, промолвившим то, о чём подумаливсе остальные. Шагнув к ближайшей внушающей ужас и отвращение горке останков,офицер мрачно пнул её.

— Они мертвы… — пробормотал он, наконец, не в силахповерить, что он и горстка его людей ещё поживут на свете. — Они мертвы… нокак?

— Норрек.

Он повернулся и увидел, что Кара освободилась, а в руке унеё поблёскивает готовый к удару костяной кинжал. Слева и справа подходили двоемстителей, на чьих мёртвых лицах навсегда отпечаталась решимость действовать.

— Кара. — Он взглянул на своих прежних товарищей. — Фаузтин.Сэдан.

— Норрек, — повторила колдунья. — Пожалуйста, послушай меня.

— Нет! — Наёмник тут же раскаялся в своей грубости. Онаподумает лишь, что даже он знает, что должно быть сделано сейчас. — Нет…послушай лучше ты меня. Я… я сейчас взял контроль над доспехами, но ужечувствую, как он ускользает. Полагаю, я слишком истощён, чтобы продолжатьбороться…

— Как тебе вообще удалось одержать верх?

— Он… всё-таки… потомок Бартука, — заметил Сэдан. — Доспехи…нуждаются в этом… чтобы… выполнить… предначертанное судьбой… но они… не поняли…что это работает… в обе стороны. Есть ли… другой ответ?

Девушка опустила глаза. Норрек видел наполнявшую их боль.Хотя она и была колдуньей, бледная женщина не чувствовала радости илиудовольствия от необходимости убить того, кто не по собственному выбору вызвалстолько зла. Но пока он жив, все человечество под угрозой.

— Лучше сделай это быстро. Один короткий удар прямо в горло.Это единственный способ!

— Норрек…

— Поторопись… прежде чем моё сознание изменится!

Они все знали, о чём он говорит. В любую секунду доспехимогли вновь превратить его в идеального хозяина для их коварных нужд.

— Норрек…

— Давай же!

— Всё идёт не так… как мы… предполагали… — проскрипел Тристс нескрываемой горечью. — Фаузтин! Он клялся… нам…

Вижири, конечно, ничего не сказал, вместо этого он двинулсяк Норреку. С большой неохотой Сэдан тоже медленно шагнул к бывшему другу.Норрек с трудом сглотнул, надеясь, что все это безумие скоро кончится.

Рука, на которой ещё осталась перчатка, внезапно поднялась.

Фаузтин успел поймать её.

— Лучше делай… как он сказал… колдунья…— буркнул угрюмыйТрист. — Похоже… времени у нас… немного…

Кара подошла, явно пытаясь настроиться на то, что ей сейчаспредстоит.

— Прости, Норрек. Мне бы хотелось, чтобы всё было совсемпо-другому, не так, как должно быть…

— И не будет, — раздался чей-то странный глухой голос.

Неподалёку, за спиной Кары стоял Горазон, но что-то в нёмизменилось. Норрек видел древнего мага лишь мельком и решил тогда, что Горазон— трусливый отшельник, вполне вероятно, утративший большую часть рассудка.Однако в присутствии этой фигуры, пусть и по-прежнему одетой в лохмотья, и сволосами, буйными, как невыполотые сорняки, всё остальное казалось ничтожным.Теперь Норрек догадался, что заставило Злорадного поднять глаза в самыйрешительный момент схватки, а облик древнего мага не мог не потрясти и так невполне владевшего собой генерала…