— Я бы согласился и на агрессивность, — буркнул Дэн. — Пустьперебьют друг друга в последней великой битве.

Клай по-прежнему думал о Джонни. О Шарон тоже, но больше оДжонни, который написал: «ПОЖАЛУЙСТА ПРИДИ И ЗАБЕРИ МЕНЯ». Написал большимибуквами, потом указал оба своих имени и фамилию, словно добавляя весомостисвоей просьбе.

— Если эта битва не произойдет сегодня вечером, пользы намот нее не будет. — Рей Уисенга встал и потянулся. — Они просто гонят нас вКашвак. Вот я и хочу облегчиться, пока еще есть такая возможность. Не уезжайтебез меня.

— На автобусе точно не уедем, — ответил Том, а Рей ужедвинулся по пешеходной тропе. — Ключи-то у тебя в кармане.

— Надеюсь, все у тебя получится, — проворковала вслед Дениз.

— Никто не любит остряков, дорогая, — ответил Рей, исчезаяиз виду.

— Что они собираются с нами сделать? — спросил Клай. — Естьидеи?

Джордан пожал плечами.

— Возможно, это будет что-то вроде кабельной сети, толькосвязанной со многими другими регионами страны. Может, и всего мира. Размерыстадиона заставляют меня предположить…

— А латынь, разумеется, — вмешался Дэн. — Это жеlinguafranca[137].

— Но зачем им язык? — спросил Клай. — Они же телепаты.

— Думают они в основном словами, — напомнил Том. — Во всякомслучае, пока. Так или иначе, они хотят нас казнить, Клай… Джордан так думает, иДэн, да и я тоже.

— И я, — тихонько и мрачно добавила Дениз, поглаживая живот.

— Латынь — больше, чем lingua franca. Это языксправедливости, и мы видели, что они им уже пользовались.

Пушкарь и Гарольд. Да. Клай кивнул.

— У Джордана есть еще одна идея. — Том посмотрел намальчика. — Думаю, тебе нужно ее услышать, Клай. На всякий случай. Джордан?

Мальчик покачал головой.

— Я не могу.

Том и Дэн Хартуик переглянулись.

— Один из вас все-таки должен сказать. — Клай не понимал, вчем дело. — Или я не прав?

Сказал Джордан:

— Они — телепаты, а потому знают, кто для нас самые близкиелюди.

Клай почувствовал, что за этим стоит что-то мрачное, но всеравно не понимал, о чем пойдет речь.

— И что?

— У меня брат в Провиденсе, — ответил Том. — Если он — одиниз них, то именно он и станет моим палачом. Разумеется, если Джордан прав.

— Моя сестра, — выдохнул Дэн Хартуик.

— Мой староста по этажу общежития. — Джордан побледнел какполотно. — У него был сотовый телефон «нокиа» последнего поколения, которыйпозволял загружать видео.

— Мой муж. — Дениз разрыдалась. — Если только он не умер. Ямолю Бога, чтобы он умер.

Еще с мгновение Клай их не понимал, а потом до него дошло:Джон? Мой Джонни? Он видел, как Порватый держал руку над его головой, слышал,как Порватый объявлял приговор: «Ессе homo — insanus». А тут увидел, как егосын направляется к нему, в бейсболке Малой лиги, повернутой козырьком назатылок, в любимом свитере «Ред сокс» и номером и фамилией Тима Уэйкфилда наспине. Джонни, такой маленький, под взглядами миллионов, наблюдающих задейством с помощью необыкновенной, поддерживаемой стадной энергией телепатическойсети.

Джонни-малыш, улыбающийся. С пустыми руками.

Вооруженный лишь зубами во рту.

Повисшее над площадкой для отдыха тяжелое молчание нарушилРей, хотя его и не было рядом.

— Ох, Господи! — донеслось с тропы. — Твою мать! — и послепаузы: — Эй, Клай!

— Что случилось? — отозвался Клай.

— Ты прожил здесь всю жизнь, не так ли? — По голосу Рей ненапоминал всем довольного туриста. Клай посмотрел на остальных, они ответилинедоуменными взглядами. Джордан пожал плечами и раскинул руки, на несколькомгновений превратившись из жертвы Сотовой войны в обыкновенного мальчишку.

— Я жил в центральной части штата, но… да. — Клай поднялся.— А в чем проблема?

— Тогда ты знаешь, как выглядят ядовитый плющ и ядовитыйдуб[138], не так ли?

Дениз уже начала смеяться, но успела закрыть рот обеимируками.

— Да. — Клай не мог не улыбнуться, но он действительно знал,как выглядят эти растения, не один раз показывал на них Джонни и его приятелям,предупреждая, что к ним нельзя прикасаться.

— Подойди, пожалуйста, и взгляни, — попросил Рей. — Толькоприходи один, — и потом, практически без паузы: — Дениз, я и без всякойтелепатии знаю, что ты смеешься. Засунь в рот носок, девочка.

Клай покинул площадку для отдыха, прошел мимо щита-указателяс надписью: «ЕСЛИ ВЫ РЕШИЛИ ПРОГУЛЯТЬСЯ, ВОЗЬМИТЕ КАРТУ», миновал журчащийручей. Лес, как и положено осенью, выглядел великолепно. Разноцветье красныхтонов перемешивалось с темной зеленью хвойных деревьев, и он подумал (и не впервый раз), если уж человеку суждено умереть, то для этого есть сезоны ипохуже.

Он ожидал увидеть Рея со спущенными до лодыжек штанами, ноРей стоял на ковре из сосновых иголок, а штаны были на положенном им месте.Ядовитый плющ рядом с ним не просматривался, вообще не росло ничего с листьями.Такое бледное лицо Клай видел только раз, у Алисы, когда она метнулась из кухнив гостиную Никерсонов, где ее и вырвало. Кожа, казалось, не побелела, апомертвела. Жизнь оставалась только в глазах. Они горели.

— Иди сюда, — таким шепотом могли говорить только натюремном дворе. За журчанием ручейка Клай едва разобрал слова. — Быстро.Времени у нас в обрез.

— Рей, какого черта…

— Просто слушай. Дэн и твой приятель Том, они слишком умные.Джорди тоже. Иногда ум мешает. Дениз в этом смысле подходит больше, но онабеременна. Не могу довериться беременной женщине. Так что остаешься только ты,мистер Художник. Мне это не нравится, потому что ты все еще ищешь своего сына,но с ним все кончено. В глубине сердца ты это знаешь. Сына тебе не вернуть.