Прогулки верхом они совершали почти ежедневно, объездив вдоль и поперек всю область Катаны до самой Леонтинской равнины.

Однажды рано утром они выехали к морю с северной стороны города. Ювентина оживилась: место ей было знакомо, потому что отсюда она, сопровождаемая Лееной и Сиртом, нередко возвращалась пешком из города в Убежище.

Она показала Мемнону узкую тропинку, извивающуюся по холмистой равнине от обрушившейся городской стены в сторону большой дороги, которая тянулась вдоль берега моря. От Убежища это был самый короткий путь в Катану. По словам Ювентины, в грудах камней, ближе к морю, можно было найти более или менее удобные проходы в город.

Мемнон, подъехав поближе к развалинам стены и башни, внимательно ознакомился с характером и степенью их разрушений. Застывший здесь много лет назад лавовый поток на протяжении около полумили почти вплотную примыкал к основанию стены, а неподалеку от моря громадная куча пористых камней, тоже вулканического происхождения, смешалась с камнями и кирпичами обрушившейся крепостной башни. Жители Катаны протоптали через эти развалины множество тропинок, которые вели из города на окрестные поля и огороды.

– Прав был кормчий с «Прекрасного Главка», – раздумчиво произнес Мемнон. – Отсюда город можно легко взять даже малыми силами.

– Ты продолжаешь строить планы когда-нибудь захватить этот город, мой безжалостный полководец? – шутливо спросила Ювентина.

Мемнон усмехнулся.

– А почему бы и нет? В будущем Катану можно будет превратить в стоянку для флота. Афинион уже осадил Мотию и в конце концов возьмет ее. В его распоряжении уже есть двадцать шесть кораблей. Со временем он удвоит, утроит число кораблей, и тогда можно будет двинуть их к Сикульскому проливу и, переправившись на берег Бруттия, начать наступление на Рим с юга, в то время как кимвры будут наступать с севера.

Ювентина вздохнула.

– Варвары принесут с собой невежество и презрение ко всей этой красоте, – сказала она и повела рукой в сторону города с белеющими сквозь утреннюю дымку величественными колоннами многочисленных храмов, портиков общественных зданий и роскошных домов богачей.

– Конечно, с появлением кимвров в Италии для нее начнутся не лучшие времена, – согласился Мемнон. – Но Сальвий и Афинион намерены заключить союз с варварами, когда те пойдут на Рим. Этот союз позволит нам предотвратить вторжение кимвров в Сицилию, и она, будем надеяться, получит благоприятные условия для своего процветания…

В один из последних дней октября приехал Сирт. Он передал Мемнону письмо от Блазиона, который сообщал, что шесть дней назад в проливе его флотилия подверглась нападению кораблей береговой охраны. Бой был неудачен для пиратов. Один из миапаронов был пущен ко дну, причем все сорок шесть человек команды вместе с навархом попали в плен.

Блазион писал: «Пленных отправили в Сиракузы. Сегодня я узнал, что все они брошены в каменоломни. В их числе Мамерк Волузий и Требеллий, который, как ты знаешь, дорог мне, как сын. Тебе, конечно, известно, что такое сиракузские каменоломни. Невозможно представить себе тюрьму, которая в такой степени исключала бы возможность побега, была бы так хорошо ограждена со всех сторон и столь надежна. Дружбой нашей заклинаю тебя: поезжай в Сиракузы, обратись с предложением к претору освободить наших людей. Ты единственный из всех нас, кто может стать посредником в этом деле. Ты уже дважды встречался с римлянином. Пообещай ему, что за освобождение пленников он получит пятнадцать талантов. Если запросит больше, соглашайся. За эту услугу буду благодарен тебе вечно».

Мемнон, помрачнев, протянул письмо Ювентине.

Она прочла и побледнела.

– О, боги! Разве они не понимают, что это опасно для тебя? – сдавленным от волнения голосом проговорила она. – Они прекрасно знают, как ты рискуешь, встречаясь с этим коварным римлянином без заложников? Сколько еще можно испытывать судьбу? А вдруг Нерва начнет убирать свидетелей?

Мемнон пытался ее успокоить.

– Я прекрасно изучил Нерву. Срок его полномочий подходит к концу, а из сорока миллионов сестерциев, присланных ему из Рима на закупку зерна, еще не все потрачено. Он не станет ссориться с пиратами, пока еще есть возможность поживиться с их помощью.

Он на минуту задумался, потом сказал:

– Блазиону я многим обязан. Он всегда был очень расположен ко мне, особенно тогда, когда я больше всего нуждался в его покровительстве и поддержке. Отказать старику в его просьбе – значит отплатить ему черной неблагодарностью. Ничего не поделаешь, придется ехать, – закончил он, почти с робостью взглянув на Ювентину.

– Я поеду с тобой! – решительно сказала она.

– Нет, Ювентина. Это исключено. В таких делах я привык действовать один… Не беспокойся за меня. Я быстро обернусь, вот увидишь.

– А если претор прикажет схватить тебя? – чуть не плача, воскликнула Ювентина.

– Повторяю, это ему ни к чему, – сказал Мемнон. – Он должен будет отпустить пленных, вернее, устроить им побег. Это в его интересах. Пока что он крепко повязан с нами…

Глава четвертая

Ювентина в дни Тесмофорий. – Тревожное ожидание. – Встреча с Пангеем и его важное сообщение

На следующий день Мемнон отправился в путь. Ювентина с великой печалью проводила его в гавань. Никогда еще, расставаясь с ним, она так не боялась за него. Эта поездка к римскому претору была такого рода опасностью, против которой бессильны были и присущая Мемнону осторожность, и его сила, и умение владеть оружием.

– Я вернусь, любимая, – сказал он ей на прощание.

Корабль, на который устроился Мемнон, отплыл в два часа пополудни, чтобы до заката прибыть в Ксифонию. Оттуда он на следующий день безостановочно должен был идти до самых Сиракуз.

Ювентина долго стояла у причала, с болью в сердце провожая взлядом удалявшееся судно.

Лонгарену Мемнон сказал перед отъездом, что у него срочное дело в Сиракузах, и просил его позволить Ювентине пожить у него до конца боэдромиона. К этому сроку александриец рассчитывал вернуться из поездки.

– Дорогой Артемидор! – отвечал Лонгарен. – И ты, и твоя прекрасная жена всегда желанные гости в моем доме! Пусть живет у меня столько, сколько нужно!

Для Ювентины начались дни мучительного ожидания. Сирт, видя ее состояние, перед своим отъездом в Абрикс, откуда он должен был забрать письма откупщиков, пообещал ей, что обязательно совершит поездку в Сиракузы и, разузнав все о Мемноне, незамедлительно вернется обратно в Катану.

Верный слуга сдержал свое обещание. Через два дня он прибыл с двумя большими сумками, набитыми свитками папирусов, которые новоиспеченный письмоносец должен был развезти по крупным городам восточного и южного побережья.

– Но, разумеется, прежде всего я отправлюсь в Сиракузы, – сказал он Ювентине. – Завтра к вечеру я доберусь туда, не жалея коня.

Сирт не стал терять времени на отдых и тотчас отправился в путь.

На следующий день в Катане началось празднество Тесмофорий94.

С утра перед храмом Деметры Законодательницы стали собираться толпы женщин, одетых в темные платья, чтобы совершить траурный обряд, называвшийся Нисхождением.

В празднике принимали участие одни замужние женщины. Точно так же и доступ в храм Деметры Законодательницы имели только женщины. Мужчинам вход в него был строго воспрещен. Любая женщина считала кощунственным даже расспросы мужчин о внешнем виде статуи Деметры, стоявшей в храме. Поэтому никто из мужчин не мог толком сказать, существует ли она вообще. Тесмофории справлялись по всей Сицилии. Это был праздник священного поминовения Персефоны, любимой дочери Деметры. Как считалось во всем греческом мире, именно в Сицилии Персефона была похищена Аидом. Пожалуй, не было на острове ни одного города, в котором великой богине плодородия и ее прекрасной дочери не поклонялись бы с таким благочестием. Первый день празднества назывался «днем нисхождения и восхождения». Сначала он сопровождался траурными обрядами, которыми отмечалось нисхождение любимой дочери Деметры в подземный мир, а во вторую половину дня всеобщей радостью и приветствиями в честь ее возвращения из царства мертвых. Весь следующий день участницы празднества проводили время возле храма