Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, Симолин крепко ошибся в расчетах, доверившись Марии.Она просто неудачница, вот и все. Самонадеянная неудачница! Единственное, чтоможет она передать человеку, который здесь вот-вот появится, – это жалкийобрывок с несколькими начертанными на нем, вовсе бесполезными словами ИоганнаМунника.
Мария взяла со стола обугленный клочок бумаги – и не смогласдержать изумленного восклицания: все не тронутые огнем слова бесследноисчезли!
* * *
Мария вертела бумажонку в руках, не веря своим глазам.Наконец в отчаянии покачала головой. Это было какое-то колдовство! Нет, неколдовство, разумеется, а наука. Очевидно, письмо было написано каким-тоособенным составом, который имел свойство со временем исчезать. Вот и осталисьна гладкой бумаге только едва заметные шероховатые полосы в тех местах, гдепрежде были зеленые строчки.
Мария нервно ощупывала листок, поражаясь плотности бумаги.На таких обычно не пишут писем: очень уж толстый лист! – а между тем в нижнемуглу знак – такие бывают именно на почтовой бумаге, самые разные: голубки списьмами в клювах, ангелочки, купидоны, цветы. И здесь цветок – тюльпан.
Почему-то темно-зеленый. Столь же таинственный, как исодержание письма Иоганна Мунника.
Мария задумчиво взглянула на стол. А вот и еще нескольколистков такой же бумаги – плотной, очень белой, очень гладкой. Красивая бумага,жаль только, что небрежно согнута втрое, словно иначе не помещалась в каком-топакете. И снова этот тюльпан в правом нижнем углу!
Мария поднесла обрывок письма к свече, желая получшерассмотреть цветок, – и сердце ее приостановилось, когда она увидела буквы,медленно выступающие на клочке бумаги, оказавшейся слишком близко к огню: «…щедрое, как всегда, вознаграждение».
И так далее, вплоть до подписи Мунника…
Теперь сердце заколотилось так, что Марии пришлосьпридерживать его руками: чудилось, вот-вот вырвется из груди.
Симпатические чернила! Это симпатические чернила, бесцветнаяжидкость, которая не оставляет на бумаге никакого следа, а проявляется лишь принагревании; при охлаждении же, под влиянием влаги воздуха, буквы исчезают – имогут быть вновь вызваны нагреванием. Что и произошло!
Мысли бежали, обгоняя одна другую. Мгновенно вспомнилсяотчим, князь Алексей Измайлов, страстно увлекавшийся химией и даже имевшийособенный кабинет-лабораторию с собранием различных физических и химическихприборов, множеством книг по химии и разнообразными химическими чудесами. Однимиз самых ярких воспоминаний детства Маши и Алеши был показанный отчимомзнаменитый «лес Парацельса» – фокус, придуманный великим химиком еще в XVстолетии. Это был нарисованный черной тушью зимний лес, который при слабом нагреваниипокрывался красивой зеленой листвой и таким образом превращался в летний. Мариядо сих пор помнила, как делаются зеленые симпатические чернила: из растворахлористого кобальта, к которому примешано некоторое количество хлористогоникеля, хлорного железа или даже аммиака; нарисованное или написанное такимичернилами после высыхания совсем незаметно, однако даже при слабом нагреваниипоявляется яркий зеленый цвет. Мария никак не могла понять, как же она сразу недогадалась. Верно, потому, что она воспринимала «лес Парацельса» лишь какдетскую забаву. Это было нечто из давно минувших времен… однако же слава богу,слава богу, что все-таки вспомнилось!
Теперь ясно и значение зеленого тюльпана: это подсказкацвета чернил. Ведь, насколько помнила Мария, лишь зеленые и пурпурные чернилавыявляются не только реактивами, но и простым нагреванием; голубые же следуетпроявить красной кровяной солью; желтые – сперва обработать йодистым калием, алишь потом нагреть…
Мария даже тихонько запела от счастья. Совершив такоеволшебное открытие, она и себя почувствовала волшебницей, доброй феей,спасающей беднягу Симолина, попавшего в беду. На минуточку самолюбие взыграло,и Марии сделалось несказанно жаль, что ее великое хитроумие останется сокрытымот Корфа. Он был бы поражен до глубины души, он просто рухнул бы от изумления!Может, взять обратно с Симолина его слово?..
Но это была лишь мгновенная вспышка тщеславия. Времяуходило, уходило!
Поспешно перекрестившись и возблагодарив господа за великуюудачу, Мария сгребла со стола чистые листы бумаги и кинулась было к камину,чтобы нагреть их как можно скорее на сильном огне, да так и замерла: в оконноестекло тихонько звякнул камушек… второй, третий!
Мария схватила свечу и, подбежав к окну, трижды провела еюслева направо; потом принялась открывать окно, чтобы впустить посланногоСимолиным человека, которому он доверил прочесть секретные бумаги Этты Палм.
Насколько Мария помнила, каменная стена была увита плющом ирозами, поэтому она полагала, что неизвестный вскарабкается снизу, и быланемало озадачена, увидев в ветвях раскидистого платана, совсем рядом с окном,темные очертания мужской фигуры.
– Посторонитесь! – послышался сдавленный шепот, и Мария едвауспела отшатнуться, – незнакомец, раскачавшись на ветке, влетел в окно, будтокамень, выпущенный из пращи; перевернувшись в воздухе, он ловко стал на ноги, –причем проделал все это совершенно бесшумно.
Мужчина повернулся к Марии – и та ахнула.
Никакой это был не незнакомец! Перед ней стоял барон Корф,ее муж.
* * *
– Что вы здесь делаете?!
Эти слова супруги выкрикнули одновременно – и также враззажали себе рты, вспомнив, где находятся и зачем явились сюда.
– Ладно, все это потом, – проговорил Корф – он первым пришелв себя. – У нас не более пяти минут. Вы нашли ридикюль? Где письма?
– Вот! – Мария сунула ему чистые листы, тайно злорадствуя, –она ожидала увидеть на его суровом лице выражение полнейшей растерянности.
Ничуть не бывало. Повертев бумагу в руках, Корф кивнул:
– Симпатические чернила, я так и думал. И, верно, зеленые –судя по цвету тюльпана. Значит, надо нагревать. А это что такое? Вы что,пытались сами нагревать и сожгли?.. – Он задохнулся от ярости.
Мария гневно сверкнула очами – как он смеет кричать на нее,пусть даже и шепотом! Как он смел… как смел сразу догадаться о чернилах?!
– Это она успела сжечь, – с трудом справившись с собою,проговорила Мария. – Все, что я смогла выхватить из огня, – у вас в руках.
– Текст пропадал? – отрывисто спросил Корф.
Мария кивнула.