Глаза постепенно привыкали к сумраку, и я начал различатьочертания гостиной. Я подошел к окнам и приоткрыл ставни, чтобы обеспечить себехоть какое-то освещение. Клинки света веером прорезали темноту и сообщиличеткость рисунку интерьера.

— Есть кто-нибудь? — позвал я.

Я прислушался: мой голос тонул в глубине дома, точно монета,падающая в бездонный колодец. Я направился в дальнюю часть комнаты, где резнаядеревянная арка соединяла гостиную с темным коридором, окаймленным рядамикартин, которые почти сливались с бархатной обивкой стен. В противоположномконце открывался круглый зал с мозаичными полами и цветным витражом сизображением белого ангела с простертой дланью и полыхающими перстами. Широкаякаменная лестница спиралью возносилась вверх вдоль стен зала. Я задержался уподножия лестницы и снова крикнул:

— Здравствуйте! Сеньора Марласка?

Дом был объят тишиной, и слабое эхо подхватило мои слова. Яподнялся по лестнице на второй этаж и остановился на площадке, откудапросматривался круглый зал и панно с витражом. Сверху мне была отчетливо виднацепочка моих следов, хорошо заметных на тонком слое пыли, покрывавшем пол.Насколько я мог судить, помимо моих собственных следов, единственнымсвидетельством, что в доме теплится какая-то жизнь, была странная дорожка,прочерченная в пыли двумя непрерывными линиями, тянувшимися параллельно нарасстоянии двух или трех пядей, и отпечатками ботинок между ними. Довольнокрупными отпечатками. Я растерянно созерцал эти линии, пока не понял, что ониозначают. Следы колес инвалидного кресла и отпечатки ног человека, еготолкавшего.

Мне показалось, что за спиной раздался какой-то шорох, и яповернулся. Приоткрытая дверь в конце коридора слегка покачивалась. Я медленнонаправился к той двери. По пути я мельком заглядывал в помещения по обе стороныкоридора. Это были спальни, где стояла мебель, накрытая чехлами и холстом.Закрытые окна и плотный сумрак наводили на мысль, что комнаты не использовалисьуже очень давно, за исключением одной, более просторной — супружеской спальни.В эту комнату я зашел и убедился, что атмосфера пропитана своеобразным запахомдухов и болезни, свойственным пожилым людям. По-видимому, комната принадлежалавдове, но в тот момент женщина явно отсутствовала.

Напротив идеально заправленной кровати находился комод, накотором стояла целая галерея фотографий в рамках. На всех снимках безисключения был запечатлен светловолосый улыбающийся мальчик. Исмаэль Марласка.На некоторых фотографиях он позировал вместе с матерью или другими детьми. Иникаких следов Диего Марласки.

Скрип двери в коридоре снова заставил меня вздрогнуть, и япокинул спальню, вернув фотографии на прежнее место. Дверь комнаты в концекоридора по-прежнему тихонько колыхалась. Я подошел к ней и замешкался на миг,прежде чем войти. Потом, набрав побольше воздуха в легкие, я открыл ее.

Комната сияла белизной. Стены и потолок выкрасили в чистобелый цвет. Шелковые шторы были белыми. Маленькая кровать застлана белымпокрывалом. На полу лежал белый ковер. Этажерки и шкафы — тоже белые. Послеполумрака, царившего в доме, пиршество белого цвета ослепило меня на парумгновений. Комната как будто выпала в явь из какого-то сновидения, ставвоплощением фантазии из волшебной сказки. На полках стояли игрушки и детскиекниги. Фарфоровый арлекин в натуральную величину сидел за туалетным столиком, глядяв зеркало. Вентилятор с белыми лопастями висел под потолком. На первый взгляд —обычная комната избалованного ребенка, Исмаэля Марласки. Однако ее отличаладавящая атмосфера погребальной камеры.

Я присел на кровать и задумался. И лишь тогда почувствовалнеладное. Что-то было не так. И прежде всего тревожил запах. Тянуло сладковатымсмрадом. Я встал и настороженно огляделся. На сундуке стояло фарфоровое блюдцес оплывшей свечой черного цвета. Воск застыл потеками темных слез. Яповернулся. Вонь как будто исходила от изголовья кровати. Я открыл ящик ночногостолика и нашел распятие, разбитое на три части. Неприятный запах усугубился. Яобошел несколько раз помещение, но не сумел определить источник зловония. Ивдруг я его заметил. Под кроватью лежал какой-то предмет. Я опустился на колении заглянул под матрац. И увидел жестяную коробку, в каких дети обычно хранятсвои немудреные сокровища. Вытащив коробку, я поставил на постель. Сильнееповеяло едким, удушливым смрадом. Преодолевая тошноту, я открыл жестянку. Надне коробки покоилась белая голубка с сердцем, пронзенным иглой. Я отшатнулся,зажимая рот и нос, и опрометью выскочил в коридор. Глаза скалившегося арлекинанаблюдали за мной из зеркала. Я бросился назад, к лестнице, и устремился вниз,мечтая попасть в коридор, выводивший в библиотеку и к двери в сад, которую мнеудалось открыть. В какой-то момент мне показалось, что я заблудился и дом,наделенный волей подобно живому существу, поменял местами коридоры и комнаты,не желая выпустить меня на волю. Наконец, завидев застекленную галерею, я совсех ног помчался к двери. И только тогда, воюя с задвижкой, я услышал зловещийсмех за спиной и понял, что не один в доме. Я быстро обернулся и различилтемную фигуру, следившую за мной из глубины коридора. Человек сжимал в рукепоблескивающий продолговатый предмет. Нож.

Щеколда подалась под моими пальцами, и я толчком открылдверь. Сила инерции увлекла меня вперед, и, не удержавшись на ногах, ярастянулся ничком на мраморных плитах, уложенных вокруг бассейна. Поверхностьводы оказалась всего в пяди от моего лица, и я почувствовал запах застоявшейсяводы. Мгновение я разглядывал сгусток сумрака, плескавшийся на дне бассейна. Воблаках открылся просвет, и луч солнца, проникнув сквозь толщу воды, заскользилпо выщербленному мозаичному полу. Видение длилось всего лишь миг. Внизу,завалившись вперед, обломком крушения лежало инвалидное кресло. Продолжая свойпуть, солнечный луч подобрался к самому глубокому месту бассейна. И там яувидел ее. Мне почудилось тело, облаченное в белые лохмотья, распростертое устены. В первый миг я подумал, что это кукла. Алые губы попортила вода, а глазасверкали точно сапфиры. Рыжие волосы медленно колыхались в протухшей воде, кожаимела синюшный оттенок. Это была вдова Марласки. В следующую секунду просвет втучах заволокло, и вода в бассейне вновь превратилась в темное зеркало, наповерхности которого смутно отражалось лишь мое лицо и возникший за спиной напороге галереи расплывчатый силуэт с ножом в руке. Я стремительно вскочил и припустилв сад, продираясь сквозь заросли кустарника, царапавшего лицо и руки. Наконецпоказалась железная калитка и выход в переулок. Я продолжал бежать, пока недостиг шоссе Вальвидрера. Только очутившись там, едва переводя дух, я обернулсяи с облегчением убедился, что особняк «Каса Марласка» скрылся из поля зрения вглубине узкой улочки, вновь став невидимым для мира.

37

Я возвратился домой на том же трамвае. В городе стремительнотемнело, ледяной ветер гнал сухие листья по улицам. Я вышел на пласа Паласио иненароком услышал, как два моряка, возвращавшихся с причала, говорили о буре,надвигавшейся с моря, которая обрушится на город до наступления ночи. Поднявголову, я увидел, что небо заволакивает пеленой багровых туч, растекавшейся надморем, словно пролитая кровь. В квартале, прилегавшем к бульвару Борн, жителиэнергично захлопывали двери и окна, торговцы закрывали магазины раньше времени,а дети высыпали на улицы бороться с ветром, раскинув руки крестом и хохоча,заслышав отдельные раскаты грома. Мигали фонари, и вспышки молний серебрилифасады. Я поспешил к порталу дома с башней и стремглав взбежал по лестнице.Рокот бури приближался и проникал сквозь стены.