— Да, — кивнул Каллагэн. — Полагаю, кульминация моейистории.

— …может подождать. Потому что сейчас у нас слишком многоболее важных дел.

— Так всегда и бывает, — вздохнул Каллагэн. — Месяцы… иногдагоды, я пытался это вам объяснить, время вроде бы и не существует. А потомвдруг резко ускоряется, и ты уже ничего не успеваешь.

— Ты говоришь правильно, — согласился Роланд. — Эдди, яхочу, чтобы ты составил мне компанию при разговоре с близнецами. Мнепредставляется, юная леди положила на тебя глаз.

— Пусть смотрит, сколько хочет, — добродушно усмехнуласьСюзанна. — За это денег не берут. А я посижу на ступеньках, если ты невозражаешь, Роланд, погреюсь на солнышке. Давно уже я не ездила на лошади, искажу тебе честно, седло натерло мне кожу. В стремена упираться нечем, вот и состальным проблемы.

— Можешь посидеть, а можешь пойти с нами, — ответил Роланд,но думал-то иначе, и Эдди это почувствовал.

Стрелок хотел, чтобы Сюзанна осталась на ступеньках, покрайней мере, на какое-то время. И Эдди мог только надеяться, что Сюзанна этогожелания стрелка не уловила.

Когда они направились к близнецам и Розалите, Роланд быстрошепнул Эдди: «В церковь я пойду с ним один. Пойми, дело не в том, что я нехочу, чтобы вы оба приближались к тому, что там хранится. Если это ЧерныйТринадцатый, а я верю, что это так… будет лучше, если она будет держаться отнего подальше».

— Учитывая ее деликатное состояние, не так ли? Роланд, я-тодумал, что выкидыш Сюзанны тебя только порадует.

— Меня волнует не выкидыш, — ответил Роланд. — Я боюсь, чтоЧерный Тринадцатый придаст силы тому, что сидит в ней, — он помолчал. — Имобоим. Младенцу и его хранительнице.

— Миа.

— Да, ей, — и тут же он улыбнулся близнецам Тавери. Франсинаответила ему мимолетной улыбкой, которая превратилась в ослепительную, стоилоей перевести взгляд на Эдди.

— Давайте посмотрим, что вы сделали, если карта готова, —Роланд протянул руку к листу бумаги.

— Мы надеемся, что все правильно, — ответил Френк Тавери. —А вдруг нет. Мы боялись, будь уверен. Миссас дала нам такой прекрасный листбумаги, вот мы и боялись.

— Сначала мы все нарисовали на земле, — добавила Франсина. —Потом нанесли контуры тонким углем. И, наконец, Френк их обвел. Потому что уменя дрожали руки.

— Боялись вы напрасно, — успокоил их Роланд. Эдди подошелближе, взглянул через плечо стрелка. Карта получилась отменная, с городскимЗалом собраний, площадью в центре, Большой рекой (Девар-Тете), бегущей у левогокрая листа обычной писчей бумаги, которая в его Америке продавалась в любоммагазине канцелярских принадлежностей.

— Ребята, это просто потрясающая карта, — прокомментировалЭдди, и на мгновение подумал, что Франсина Тавери грохнется в обморок.

— Ага, — кивнул Роланд. — Вы очень нам помогли. А теперь ясделаю то, что вам может показаться богохульством. Вы знаете это слово?

— Да, — кивнул Френк. — Мы — христиане. «Не упоминай всуеимя Господа, твоего Бога, или Его Сына, Человека-Иисуса». Но богохульствомявляется также надругательство над чем-то прекрасным.

Тон его оставался серьезным, но по глазам чувствовалось: емухочется увидеть, какое же богохульство намерен совершить пришелец из мирадревних. Того же хотелось и сестре.

Роланд сложил лист бумаги, к которому они боялисьприкоснуться, пополам. Подростки ахнули. Как и Розалита Мунос, пусть и не такгромко.

— Мой поступок — не богохульство, потому что теперь это небумага, — пояснил Роланд. — Это инструмент, а инструменты следует беречь.Понимаете?

— Да, — в их голосах слышалось сомнение. Которое, правда,ушло, когда они увидели, с какой осторожностью Роланд убрал сложенную карту вкошель.

— Большое вам спасибо, — Роланд левой рукой взялся за рукуФрансины, правой, без двух пальцев — Френка. — Своими руками и глазами вы,возможно, спасли много жизней.

Из глаз Франсины брызнули слезы. Френк какое-то времядержался, но вскоре слезы потекли и по его веснушчатым щекам.

7

— Хорошие дети, — сказал Эдди, когда они возвращались кцеркви. — Талантливые дети.

Роланд кивнул.

— Можешь ты представить себе, что один из них возвращаетсяиз Тандерклепа пускающим слюни идиотом?

Роланд, который очень даже хорошо мог это себе представить,промолчал.

8

Сюзанна, не споря, согласилась с решением Роланда оставитьее и Эдди на ступеньках церкви, и стрелку вдруг вспомнилось, что она незахотела идти и на пустырь, где росла роза. Задался вопросом, а не боится ликакая-то ее часть того же, что и он. Если так, то битва, битва за ее тело, уженачалась.

— Сколько должно пройти времени, прежде чем мне входить вцерковь и вытаскивать вас оттуда?

— Прежде чем нам входить в церковь и вытаскивать вас оттуда,— поправила его Сюзанна.

Роланд задумался. Эдди задал хороший вопрос. Посмотрел наКаллагэна, который стоял на верхней ступеньке, в синих джинсах и клетчатойрубашке с закатанными рукавами, сцепив пальцы перед собой. Роланд видел, какиекрепкие у него мышцы рук.

Старик пожал плечами.

— Он спит. Проблем быть не должно. Но… — он расцепил руки,указал на револьвер на бедре Роланда. — Я бы оставил это здесь. Вдруг он спит содним открытым глазом.

Роланд расстегнул пояс с револьвером и передал Эдди. Кошельс картой отдал Сюзанне.

— Через пять минут. Если с нами что-то случится, я,возможно, смогу крикнуть, — добавлять: «Или не смогу», — не стал.

— Джейк к этому времени уже подъедет, — заметил Эдди.

— Если они приедут, пусть ждут снаружи, — распорядилсяРоланд.

— Эйзенхарт и Слайтманы в церковь входить не будут, — подалголос Каллагэн. — Они поклоняются Орисе. Госпоже риса, — он скорчил гримаску,показывая свое отношение к Госпоже риса и остальным второсортным богам Кальи.

— Тогда, пошли, — подвел черту Роланд.

9

Прошло немало времени с тех пор, когда Роланд Дискейниспытывал суеверный страх, свойственный иной раз верующим людям. Наверное,такого не случалось с ним с детства. Но страх тяжелой ношей лег ему на плечи,едва отец Каллагэн отворил дверь скромной деревянной церкви и придержал ее,пропуская Роланда вперед.