Бог ты мой! Значит, и покойный Гийом был в их компании?! Даэто не глухая бургундская деревня, а филиал «Корсика Нацьон» и«Рияадус-Салихьин» в одном флаконе!

Я так возбуждена, что забываю об осторожности и чуточкуизлишне высовываюсь из-за косяка. Тут Клоди чуть поворачивает голову – и нашиглаза встречаются…

Я отшатываюсь за косяк и стою, каменея от страха, не в силахсдвинуться с места.

Пропала! Я погибла! Вряд ли Клоди промолчит! Я слишком многоузнала о ней сегодня. Я узнала, что скромная «бургундская крестьянка» сдипломом бакалавра искусствоведения вовсе не та, за кого ее принимаютблагонравные соседи. Уже одно то, что она на «ты» с опаснейшим убийцей-чечени,говорит – нет, просто-таки кричит! – о ее двуличии. А еще она в приятельскихотношениях с корсиканскими экстремистами – через Жильбера. Я уже не удивлюсь,даже если узнаю, что Клоди запанибрата с главой сицилийской «Коза ностра»!

Короче, я узнала о Клоди столько, что стала довольно опаснойсвидетельницей. Как бы там ни ссорилась она с Исой, какие бы причины низаставляли ее таить находку картины от подельников, все равно чеченскийтеррорист ей ближе, чем я, случайно залетевшая в бургундскую глушь русскаяглупая птаха. Они с Исой – одного поля ягоды. Они уладят свои проблемы идоговорятся. А я могу помешать этому…

Нет, вот теперь уж точно надо бежать.

И я побегу, как только смогу хоть на чуточку сдвинуть сместа ватные, подкашивающиеся от страха ноги.

И тут я осознаю, что за моей спиной царит тишина. Никто некричит «держи-лови», не топочет ногами, не щелкает затвором… Более того – яслышу совершенно спокойный голос Клоди.

– Ты спрашиваешь, почему я не обставила вас? – повторяет онаслова Исы. – Да потому, что я не такая тварь, какой ты меня считаешь. Ты судишьпо себе, а я не могу предать людей, которым стольким обязана…

– Оставь эту мелодекламацию для чувствительных судей, ккоторым ты когда-нибудь попадешь, – хладнокровно обрывает ее Иса. – Не моглапредать, видите ли! А как насчет Жана-Ги?

– Ты что, идиот?! – вскрикивает Клоди. – Он не должен былостаться в живых, он сумасшедший! После того, что он устроил в Сен-Фаржо, мычуть не попались! На него нельзя было рассчитывать!

– И все-таки он нас не выдал, все взял на себя, – сноваперебивает ее Иса. – С чего ты взяла, что он не стал бы молчать и впредь?

– Да вот взяла, – угрюмо отвечает Клоди. – Кстати, почемувообще ты задумался об этом только сейчас? Не с твоей ли помощью, не черезтвоих ли людей из активной группы Жану-Ги была передана «черная метка»?

– Ты убедила меня, что это необходимо, что он опасен! –пробормотал Иса. – Ты убедила меня, что он способен и сам прийти к тем жевыводам, к которым пришла ты, и опередить нас. И заполучить картину в своируки. В то время я поверил тебе. Я был опьянен теми перспективами, которые тымне расписывала. Но прошло несколько дней, и я задумался. Ты знаешь, я убивалмногих… выполняя приказ, или потому, что они становились мне поперек дороги,или потому, что считал это нужным. Но Жан-Ги был мне побратимом. Естественно, ястал размышлять… Разве Жан-Ги не был надежно изолирован в тюрьме?

Господи, просто клубок змей каких-то! И этот поганый Иса ещевозмущается, что его предал побратим Жильбер. И в чем предал – в том, что нашелдля его сына лучшую мать, чем проститутка. Конечно, у Жани нету мужа, но ужлучше малышу вообще расти без отца, чем иметь в отцах террориста, убийцу.

Мои мысли прерывает крик Клоди:

– Ступидо! Придурок! Язык-то у него не был вырван, не такли? Я не столь легковерна, как ты. И что ты тут блеешь, что ты распускаешьслюни? Мон Дье, кто и когда видел рефлексирующего террориста? Ты оказался бысамым подходящим прототипом для русского писателя Достоевского. Ты о нем, конечно,и слыхом не слыхал…

– Ты забываешь, что я все-таки учился в советской школе! –заносчиво говорит Иса, и я начинаю сотрясаться от нервного смеха. – И знаешьчто? Не уводи разговор в сторону. Я хочу знать, где ты нашла картину.

– Да-да-да, – с иронией говорит Клоди, – я тебе непременновсе расскажу. Только сначала выпью кофе, ладно?

– Начинай, – покладисто говорит Иса. – Только я намерен тебякое о чем предупредить.

– О чем?

– О том, что у меня пистолет с глушителем. А стреляю я… ну,понятно, как. И я буду стрелять в тебя так: в руку, в другую руку, в ногу, вдругую ногу – до тех пор, пока ты не скажешь мне, где находится картина!

– Но я не уверена… – бормочет Клоди.

– Все, закончили! – командует Иса. – Закончили болтать!Быстро говори. Считаю до трех! Какую руку ты желаешь потерять первой?

– Иса, ты не видел… нас подслушивали, за нами наблюдали!Тебе надо бежать! – выкрикивает Клоди, и у меня окончательно подкашиваются ноги.

Она все-таки выдала меня!

– Подслушивал? Кто? – слышу я спокойный голос Исы, а вследующее мгновение он одним прыжком оказывается около двери и, вытянув руку,практически не глядя, хватает меня мертвой хваткой. – Эта дуреха, с которой тыиграла в переглядки? Да я давно знал, что она стоит за дверью. Каждое еедвижение отражалось в стеклах, как в зеркале!

Только сейчас до меня доезжает, что в темных стеклах книжныхстеллажей и впрямь отражается дверь, около которой я так неумело пряталась.

– Дура! – вопит Клоди. – Проклятая дура! Почему ты непобежала за помощью, когда я посмотрела на тебя? Чего ты ждала? Чего ты хотела?

Иса смотрит мне в лицо, потом с силой толкает, так что яперелетаю через комнату и приземляюсь рядом с Клоди, и усмехается:

– А, так вот это кто… Это же русская подружка МаксвеллаЛе-Труа, которая зачем-то заперла его в погребе!

– В погребе? – вскидывает брови Клоди.