Затем я решил, что воспоминание об этой картинке было вовсене лишним. Я попытался быстро ответить на вопрос: что сделала бы полиция, еслибы ей было известно то, о чем знали мы с Ли? Привлекла бы к суду привидение?Или машину? Или привлекла бы чье-нибудь внимание ко мне и Ли?

— Дэннис?

— Я думаю, — сказал я. — По-твоему, паленым не пахнет?

— Что ты знаешь? — снова спросила она.

Столкновение. Критическая масса. Цепная реакция.Преисподняя.

Я думал о том, что, сложив наши разрозненные знания, мымогли что-нибудь предпринять. Сделать какое-нибудь действие. Мы…

Мне вспомнился мой сон: машина, стоящая в гараже Лебэя,мотор, набирающий и сбавляющий обороты, вспыхнувшие передние фары, визгпокрышек.

Я взял ее руки в свои.

— О'кей, — сказал я. — Слушай. Эрни купил эту машину упарня, который потом умер. Парня звали Ролланд Д. Лебэй. Мы увидели ее стоящейперед его домом…

— Перед чьим домом?

— Перед домом Лебэя. И мне сейчас кажется… что он до тогохотел, чтобы она оказалась у Эрни, что отдал бы ее даром, если бы не былодругого выхода. Как будто Эрни увидел машину и что-то понял, а потом Лебэйувидел Эрни и понял то же самое.

Ли убрала свои руки из моих ладоней и снова начала потиратьлокти.

— Эрни сказал, что заплатил…

— Заплатил. И продолжает платить. Если Эрни вообще ещесуществует.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Я тебе кое-что покажу. Через несколько минут. Но сначаланебольшая предыстория, ладно?

— О'кей.

— У Лебэя были жена и дочь. Давно, еще в пятидесятых. Дочьумерла на обочине дороги. Она подавилась гамбургером.

Лицо Ли стало белым, потом еще белее, такой цвет бывает умолока, с которого сняли сливки.

— Ли! — быстро проговорил я. — С тобой все в порядке?

— Да, — хрипло сказала она и попыталась выдавить из себяулыбку — Я в порядке. — Она встала. — Где тут у вас ванная комната?

— В конце холла, — сказал я. — Ли, ты ужасно выглядишь.

— Меня тошнит, — жалобно произнесла она и торопливым шагомпошла в ванную.

Я закрыл уши руками, чтобы не слышать, как ее рвало.

* * *

Когда она вернулась, то была уже не такой бледной. На еещеках блестели капли воды.

— Прости меня, — сказал я.

— Ничего. Просто я… опешила. — Она слабо улыбнулась. Затемпоймала мой взгляд и проговорила:

— Только скажи мне, Дэннис. Это правда? Это действительноправда?

— Да, — ответил я. — Правда. Но не вся. И я не знаю, стоитли мне продолжать.

— Я хочу, чтобы ты рассказал все.

— Мы можем пропустить это место, — сказал я, не оченьповерив ей.

Ее встревоженные глаза все так же смотрели на меня.

— Было бы безопасней… ничего не пропускать, — запнувшись,произнесла она.

— Его жена покончила с собой вскоре после смерти дочери.

— А машина…

—..участвовала в этом.

— Как?

— Ли…

— Как?

И я рассказал ей — не только о маленькой девочке и еематери, но и все, что знал от Джорджа Лебэя о его брате, о его озлобленности, обегстве в армию, о том, как он возился там с машинами и ссорился с офицерами,заставлявшими его чинить свои автомобили. О второй мировой войне. О братеЭндрю, убитом во Франции. О старом «шевроле». О старом «Гудзоне корнете». И отом, как все те годы он злился на «говнюков», мешавших ему.

— Это слово… — пробормотала Ли.

— Какое слово?

— Говнюки, — она через силу выговорила его. — Эрниупотребляет его.

— Я знаю.

Мы посмотрели друг на друга, и ее руки очутились в моих.

— Тебе холодно, — сказал я. Еще одна полезная ремарка,многократно испытанная Дэннисом Гилдером. У меня таких не меньше миллиона.

— Да. По-моему, я никогда не согреюсь. Я захотел обнять ее —и не обнял. Но почувствовал, что Эрни уже меньше разделял нас. Он словнокуда-то исчезал. И это было ужасно.

— Его брат говорил что-нибудь еще?

— Ничего существенного.

Однако в моих ушах прозвучал голос Джорджа Лебэя: «Он былодержим злобой, но он не был каким-то чудовищем». И еще: по крайней мере… я такдумаю. Тогда мне показалось, что он хотел что-то добавить… а потом понял, чторазговаривает с посторонним. Что он хотел сказать?

И тут мне в голову пришла одна по-настоящему чудовищнаямысль. Я попытался оттолкнуть ее от себя. Она никуда не делась… и мне былотяжело. Как если бы пытался оттолкнуть пианино. Я сразу почувствовал испаринуна лбу.

— Мистер Лебэй дал тебе свой адрес? — спросила Ли.

— Нет. — Интересно, заметила ли она что-нибудь на моем лице?— Но он наверняка есть в городской штаб-квартире Американского легиона. Онихоронили Ролланда, и как-то ведь сумели вызвать его брата. А что?

Ли только встряхнула головой и, встав с софы, подошла кокну. Она не посмотрела на поблекшее солнце. «Год на исходе», — рассеянноподумал я.

— Ты хотел что-то показать мне, — вновь повернувшись ко мне,проговорила она. — Ты помнишь?

Я кивнул. Теперь уже нельзя было ничего остановить. Цепнаяреакция началась. От меня уже ничего не зависело.

— Сходи наверх, — сказал я. — Моя комната вторая слева.Загляни в платяной шкаф. Тебе придется покопаться в моем белье, но оно некусается.

Она едва заметно улыбнулась.

— И что я там найду? Чемодан с наркотиками?

— Нет, я его выбросил сегодня утром. Слишком много местазанимал.

— А если без шуток, то что?

— Автограф Эрни, — сказал я. — Увековеченный в гипсе.

— Его автограф?

Я снова кивнул:

— Да. С дубликатом.

Она сходила наверх, и через пять минут мы сидели на софе,рассматривая два квадратных куска гипса, аккуратно вырезанные из тех слепков,что я носил в больнице. Они оба лежали на кофейном столике: на левом былаподпись Эрни, сделанная в день, когда я пришел в сознание; на правом было егопослание, написанное в День Благодарения.