Лебэй сел в машину и дал задний ход. Все получилось какнельзя лучше: он затормозил, чтобы закурить сигарету. В этот самый момент мыподхватили машину под задний бампер и подняли ее так, что задние колеса немногооторвались от земли, и Лебэй при всем желании не мог больше разбрасывать гравийна стоянке.

— Да, я тоже проделывал такие трюки, — сказал я, вспомнив,как однажды мы чуть не свели с ума тренера Пуффера, который минут пять не могсообразить, почему его машина не двигается с места.

— Правда, мы не ожидали того, что произошло: он закурилсигарету и включил радио. Между прочим, мы не любили его еще и потому, что онобожал слушать рок-н-ролл и презирал старую музыку, затем он переключилпередачу. Мы этого не видели, потому что согнулись в три погибели за егобагажником. Я помню, как Сонни Беллерман тихо засмеялся и прошептал: «Они надземлей?» Ему досталось больше всех нас. Из-за обручального кольца. Но я клянусьБогом, они были над землей! Мы оторвали задние колеса «плимута» не меньше, чемна четыре дюйма от земли.

— Что случилось дальше? — спросил я, хотя уже догадывался,чем закончилась эта история.

— Что случилось дальше? Он стартовал, как обычно, вот и все.Не считая того, что задний бампер его проклятой машины сорвал не меньше ярдакожи с моей левой руки. И того, что Сонни Беллерман лишился безымянного пальца.И мы слышали, как засмеялся Лебэй, — он будто знал, что мы были там. В общем,он мог знать: если бы перед выходом из бара он зашел в ванную комнату, то могбы увидеть нас в окно.

Ну, после этого Легион был закрыт для него. Мы послали емуписьмо, в котором предлагали выйти в отставку, и он покинул службу. Если бы онне воевал, то не отделался бы так просто.

— Задние колеса должны были стоять на земле, — рассеянносказал я, думая о том, что случилось с ребятами, которые пошутили над Кристинойв ноябре.

— И все-таки мы их подняли, — проговорил Маккендлесс. —Когда нас осыпало гравием, то он вырвался из-под передних колес. До сих пор немогу понять, как ему удалось сделать такой трюк. Чертовщина какая-то. ДжерриБарлоу — он был одним из нас — предположил, что Лебэй наставил привод на обеоси, переднюю и заднюю. Но ведь это технически невозможно, да?

— Да, — согласился я. — Вряд ли он мог это сделать.

— Вот и я так думаю, — сказал Маккендлесс и, помолчав,проговорил уже другим голосом:

— Ну ладно парень. У нас заканчивается перерыв, а я хочувыпить еще одну чашку кофе. Если мы найдем адрес, то пришлем его тебе. Полагаю,скоро ты его получишь.

— Благодарю вас, мистер Маккендлесс.

— Рад буду помочь тебе. Ну, пока? Звони, если что-нибудь ещепонадобится.

Он положил трубку.

Я долго смотрел на телефон и думал о машинах, которыеостаются на ходу, даже если поднять над землей их ведущие колеса. Чертовщинакакая-то. И вправду чертовщина, если у Маккендлесса остался шрам, доказывающийее существование. Его слова напомнили что-то из рассказа Джорджа Лебэя. Ну да.Джордж тоже показал мне шрам, когда говорил о Ролланде Д. Лебэе. И когда онрос, его шрам рос вместе с ним.

Я позвонил Эрни в канун Нового года. Мне понадобилась парадней, потраченных на раздумья, чтобы решиться на это. Я пришел к мысли, чтонельзя делать никаких выводов, не встретившись с Эрни. И с Кристиной. Засемейным завтраком я небрежно упомянул о машине, и отец сказал, что, по егомнению, все автомобили, опечатанные в гараже Дарнелла, уже сфотографированы ивозвращены владельцам.

К телефону подошла Регина. Узнав меня, она сначалазапнулась, а потом попросила «повлиять на Эрни»: ее сын бросил готовиться кколледжу, начал приносить плохие баллы из школы, перестал замечать родителей и…совсем изменился. Наконец она подозвала Эрни.

— Алло? — спросил чей-то враждебный голос, и у меня в головепронеслась лихорадочная мысль:

«Это не Эрни».

— Эрни?

— Слышу Дэнниса Гилдера — человека, от которого осталисьтолько рот и уши, — проговорил некто. Да, его голос напоминал голос Эрни, ноказался немного огрубевшим — как после долгого, надрывного крика. У меняпоявилось жуткое чувство, что я говорю с посторонним, умевшим имитироватьинтонации и выражения моего друга Эрни.

— Думай, что говоришь, скотина. — сказал я. Я улыбнулся, норуки у меня похолодели, как у покойника.

— Знаешь, — голос понизился до тона конфиденциальногосообщения, — твое лицо и моя задница подозрительно похожи друг на друга.

— Я заметил сходство, но в прошлый раз мне показалось, чтовсе было наоборот, — проговорил я, и, обменявшись нашими обычными любезностями,мы помолчали. — Ну, так что делаешь сегодня вечером? — спросил я.

— Пока ничего не намечал, — ответил он. — Ни свиданий, ничего другого. А ты?

— Я-то? Ну, я в прекрасной форме, — сказал я. — Сейчасзабегу за Розанной, и мы поедем в «Студию 2000». Если хочешь, можешь поехать снами и подержать мои костыли, пока мы будем танцевать.

Он немного посмеялся.

— Я думал, что мы встретимся, — добавил я, — и, как всегда,отпразднуем Новый год вместе. Как ты отнесешься к моему предложению?

— Чудесно! — воскликнул Эрни. Казалось, его воодушевила мояидея. — Посмотрим Гая Ломбардо и его новогоднюю программу. Это будетзамечательно!

Я снова замолчал, не зная, что сказать. Наконец осторожнопроговорил:

— Ну, может быть, Дика Кларка или кого-нибудь еще. ГайЛомбарде давно умер, Эрни.

— Умер? — Эрни явно был в некотором замешательстве. — Ах да.Ну конечно, умер. Но ведь Дик Кларк еще выступает, да?

— Верно, — сказал я.

— Ну, так пусть будет Дик Кларк, — произнес Эрни ужесовершенно не своим голосом. У меня неожиданно потемнело в глазах,

(лучший запах в мире… не считая запаха гнили)

и рука судорожно сдавила телефонную трубку. Я был готовзакричать. Я говорил не с Эрни, я говорил с Ролландом Д. Лебэем. Я говорил спокойником.

— Да, посмотрим Дика, — услышал я себя, как будто издалека.

— Как твое самочувствие, Дэннис? Ты уже водишь машину?

— Нет, пока еще нет. Я попрошу отца привезти меня к тебе. —Я набрал воздуха в легкие, а потом выдохнул:

— Может быть, ты отвезешь меня обратно? У тебя ведь естьмашина?

— Конечно! — Он на самом деле обрадовался. — Да, это будетздорово, Дэннис! По-настоящему здорово! Посмеемся, развлечемся — как в старыедобрые времена.