Он вопросительно взглянул на меня, и я заерзал в кресле,почувствовав себя неловко.

— Пожалуй, да.

— Если не считать, что на самом деле все не так, да, Дэннис?

— Да, он изменился.

— Когда ты в последний раз видел его?

— В День Благодарения.

— Тогда с ним все было в порядке? Я встряхнул головой,внезапно мне вспомнились слова Ли о том, как она переживала за своих родителейв канун Рождества. И мне показалось, что чем меньше люди знали о наших с нейподозрениях, тем было безопаснее для них же самих.

— Что с ним происходит?

— Я не знаю.

— А Ли?

— Нет. Она… у нас есть только некоторые подозрения.

— Ты не хочешь поговорить о них?

— Нет. Не сейчас. Но лучше — совсем не говорить.

— Хорошо, пусть будет так, — сказал он. — Пусть пока будеттак.

Он встал и начал подметать под столом. Я мог бы решить, чтоон обиделся.

— Но с Эрни ты должен поговорить, не откладывая в долгийящик.

— Конечно. Я уже думал об этом.

Но перспектива такой беседы не вызывала во мне особогоэнтузиазма.

Наступило довольно долгое молчание. Отец закончил подметатьпол и поглядел вокруг.

— Ну как, нормально?

— Ни одной соринки, пап.

Он улыбнулся и закурил «Винстон». После инфаркта он бросилкурить, но потом стал изредка браться за сигарету — как правило, в минутыстресса. — Ладно, тебе помочь подняться наверх, Дэннис?

Я встал на костыли.

— Угу. Не хотелось бы навернуться. Он посмотрел на меня ихмыкнул.

— Вылитый Джон Сильвер. Не хватает только попугая.

— Ты будешь стоять и хихикать надо мной или поможешьподняться?

— Обопрись на меня.

Я перекинул одну руку через его плечо, почувствовав себяснова маленьким — как тогда, когда он относил меня наверх на своих руках, еслия начинал посапывать на середине шоу Эдди Салливана, которую показывали потелевизору. Даже запах лосьона после бритья был тем же самым.

На последней ступеньке лестницы он вдруг произнес:

— Можешь наступить мне на ногу, если я полезу в твои личныедела, Дэнни, но Ли больше не собирается быть с Эрни, да?

— Нет, пап.

— Она хочет быть с тобой?

— Я… ну, я не знаю. Полагаю, что нет.

— Ты хочешь сказать — пока нет?

— Ну — полагаю, да. — Мне было неловко, но он не отставал сосвоими расспросами.

— Могу ли я думать, что она решила порвать с Эрни из-заперемены в его характере?

— Да. Думаю, что ты так можешь думать.

— Он знает о тебе и Ли?

— Пап, у нас — не о чем знать… во всяком случае, пока не очем.

Он прочистил горло, как будто намеревался что-то сказать, нопромолчал. Я оставил его и дальше поковылял на костылях.

— Я дам тебе один чудный совет, — наконец сказал отец. — Недавай ему знать о том, что происходит между тобой и Ли, и не убеждай меня,будто ничего не происходит. Вы ведь пытаетесь как-нибудь помочь ему, да?

— Пап, я не знаю, сможем ли я и Ли что-нибудь сделать длянего.

— Я видел его два или три раза, — неожиданно произнес отец.

— Да? — Я опешил. — Где? Отец пожал плечами…

— На улице, где же еще? В городе. Видишь ли, Дэннис,Либертивилл не такой большой город. Он…

— Что он?

— Он едва узнал меня. А я его. Он стал выглядеть старше.Теперь, когда его лицо очистилось, он стал выглядеть намного старше. Я думал,что он пойдет в отца, но сейчас… — Внезапно он запнулся. — Дэннис, тебе неприходило в голову, что у Эрни может быть какое-нибудь расстройствогормональной системы? Или какое-нибудь нервное расстройство?

— Да, — ответил я, жалея о том, что не мог рассказать ему одругих вероятных изменениях в Эрни. О гораздо худших возможных изменениях. Отех изменениях, которые заставили бы моего родителя усомниться в моейсобственной нервной системе.

— Будь осторожен, — произнес он, и, хотя я ничего неупоминал о случившемся с Дарнеллом, мне вдруг показалось, что отец думал именнооб этом. — Будь осторожен, Дэннис.

* * *

На следующий день мне позвонила Ли и сказала, что ее отцавызывают в Лос-Анджелес по какому-то предновогоднему делу его фирмы и что онпредлагает ей составить ему компанию, а заодно и немножко отдохнуть от холода иснега.

— Мама ухватилась за эту идею, и я не могу придумать ниодной уважительной причины, чтобы остаться, — сказала она. — Это всего десятьдней, а занятия в школе начнутся только восьмого января.

— Прекрасно, — проговорил я. — Ты получишь там удовольствие.

— Ты думаешь, мне стоит поехать?

— Если ты не поедешь, то тебя нужно будет показатьпсихиатру.

— Дэннис?

— Что?

У нее немного упал голос:

— Ты будешь осторожен, да? Я… ну, последнее время я частодумаю о тебе.

И она повесила трубку, оставив меня в некотором недоумении.Вместе с отцом она была уже вторым человеком, посоветовавшим мне бытьосторожным. Оба они, конечно, имели в виду мой предстоящий разговор с Эрни. Норазве Эрни сам не мог чувствовать своей вины в том, что было между мной и Ли? Ичто конкретно он мог сделать, если бы узнал обо мне и о ней?

Моя голова раскалывалась от этих и других вопросов, и вконце концов я начал думать, что было бы только к лучшему, если бы Ли ненадолгоуехала из города.

Как она сама сказала о своих родителях, так было быбезопаснее.

* * *

В пятницу двадцать девятого был последний рабочий день года.Я позвонил в штаб-квартиру Американского Легиона в Либертивилле и попросилподозвать секретаря. Его имя, Ричард Маккендлесс, я узнал от управляющегодомом, номер которого нашел в том же телефонном справочнике, где был телефонштаб-квартиры. Мне велели немного подождать, а потом послышался чей-тостарческий голос, прозвучавший неожиданно хрипло и резко — как если бы егообладатель дошел до Берлина, перекусывая на лету вражеские пули.