Где-то на бульваре весело смеялись дети. Стук деревянныхколес по камням мостовой казался необычайно резким и еще больше усиливалнапряжение.

Никола на мгновение прижался ухом к скрипке, но мнепоказалось, что он сидел не двигаясь целую вечность, пока наконец не встал вовесь рост. Я вышел из оркестровой ямы и направился в зал. Остановившись впроходе, я обернулся и посмотрел на четко вырисовывающийся на фоне яркоосвещенной сцены темный силуэт Ники.

Повернувшись лицом к залу, как всегда во время своих сольныхвыступлений, он поднял к подбородку скрипку. И вдруг едва уловимым движениемвзмахнул смычком и опустил его на струны.

Пронзительные звуки разорвали тишину и взмыли ввысь,проникая в самые потаенные уголки души. Они звучали то резко, то протяжно,наполнялись какой-то мрачной красотой, суровым очарованием, словно на хрупкойскрипке играл величайший чародей и волшебник… Безумный поток мелодии заполнилзал.

Казалось, музыка завладела всем моим телом, она пронизываламеня до костей.

Я не видел движения его пальцев, не видел, как скользитсмычок, я мог видеть только мучительный изгиб его тела, которое музыказаставляла то резко наклоняться вперед, то откидываться назад.

Музыка звучала все пронзительнее, темп становился всебыстрее и быстрее, и в то же время каждый звук ее был само совершенство.Легкость и виртуозность исполнения выходили далеко за пределы человеческихвозможностей. Скрипка не просто пела, она разговаривала… Рассказывала историюжизни.

Она то жаловалась и плакала, то предсказывала грядущиекошмары, исполняя завораживающий танцевальный ритм и с еще большей силой швыряяНики то в одну, то в другую сторону. Волосы его растрепались и сверкали в светеогней рампы, на лбу выступил кровавый пот. Я явственно ощущал запах его крови.

Я невольно попятился и рухнул на одну из скамей, сжимаясь отстраха точно так же, как когда-то в этом зале пятились от меня и сжимались отстраха смертные.

Не знаю почему, но я был твердо уверен в том, что скрипкарассказывала обо всем, что произошло с Ники. Она распространяла вокруг себятемноту и была воплощением самой сущности тьмы. Красота ее была сродни сияниюуглей, достаточному лишь для того, чтобы продемонстрировать и подчеркнутьокружающий мрак.

Я видел, что под безжалостным натиском музыки Габриэль струдом удерживает себя в руках. Лицо ее сморщилось, как от боли, волосы вбеспорядке рассыпались и напоминали львиную гриву. Крепко сжав руками голову изакрыв глаза, она застыла на месте.

Однако до меня донеслись вдруг и другие звуки… Они былиздесь, в театре. Они вошли через заднюю дверь и теперь приближались к нам.

Музыка достигла невообразимых вершин, на мгновениезадохнулась, замерла, потом зазвучала вновь. Сочетание чувства, чистого разумаи фантастического мастерства вывело ее за грань возможного. И тем не менее онапродолжала и продолжала звучать.

Из-за занавеса медленно выходили они. Сначала я увиделстройную фигуру Элени, за ней шел Лоран, а следом – Феликс и Эжени. Онивыглядели как самые настоящие уличные акробаты. Мужчины были одеты в белыерейтузы и короткие курточки из свалявшейся шерсти, женщины – в длинныешаровары, плиссированные юбочки и балетные туфельки. На безупречно чистыхбелоснежных лицах яркими пятнами выделялись красные румяна, а удивительный,свойственный только вампирам блеск глаз оттеняла черная краска для век.

Как притягиваемые магнитом, они приближались к Ники. Вслепящем сиянии свечей на сцене их красота становилась еще более яркой, волосыблестели. Они двигались по-кошачьи изящно и бесшумно, ни на секунду не отрываяот Ники горящих восхищением глаз.

Ники медленно повернул в их сторону искаженное мукой лицо, ипение скрипки превратилось в отчаянную мольбу, звуки взметнулись ввысь, тостихая и дрожа, то превращаясь в оглушительно ревущий океан.

Элени как завороженная в ужасе смотрела на него широко открытымиглазами. Потом вдруг трагическим жестом медленно подняла к голове руки, тело еенапряглось, а шея вытянулась. Вторая женщина сделала пируэт и замерла с высокоподнятым коленом и вытянутым носком, словно собираясь сделать первый шаг втанце. И только высокому мужчине удалось точно попасть в ритм музыки Ники – оннеожиданно резко вскинул и повернул вбок голову, а потом, как огромнаямарионетка, управляемая спускавшимися сверху веревочками, стал выполнятьпоистине фантастические движения руками и ногами.

Остальным тоже приходилось видеть представления театрамарионеток на бульваре. Взглянув на собрата, они все вдруг принялисьмеханически двигаться, судорожно вскидывая руки и ноги, а лица их при этомоставались совершенно бесстрастными.

Меня охватило щемящее чувство восторга – я вдруг оказалсяподхваченным теплым порывом ветра. Слушая восхитительную музыку, глядя, как онипрыгают и кружатся, высоко выбрасывая вверх ноги, повинуясь каждому движениюуправляющего ими с помощью невидимых веревок кукольника, я не мог удержаться отмучительно-восторженного стона.

Однако что-то вдруг изменилось. Теперь он играл только дляних, в то время как они в свою очередь танцевали для него.

Он подошел к сцене, перепрыгнул через дымные огни рампы иоказался среди них. Лучи яркого света скользили по поверхности скрипки, по егоблестящему от пота лицу.

В мелодии, которую играл он теперь, слышалась горькаянасмешка, и одновременно она звучала на удивление сказочно и красиво.

Вокруг него с криками плясали и судорожно дергались марионетки.Они вскидывали вверх руки с растопыренными пальцами, прыгали, кружились ивертелись, качая головами, и вдруг… сломались, неподвижно застыли. В тот жемомент мелодия Ники наполнилась печалью и болью, а вампиры медленно закружилисьв новом танце, и каждое их движение выражало душераздирающе трагическуюбезысходность.

У меня создалось впечатление, что всеми ими руководит одинразум, что они подчиняются не только звукам музыки, но и ходу мыслей Ники. Онуже танцевал вместе с ними, все резче и резче ударяя по струнам, и стал вдругпохож на деревенского музыканта, играющего на празднике возле огромного костра,в то время как вампиры разбились на пары и превратились во влюбленных поселян.Позы их становились все откровеннее, мелькали юбки женщин и ноги мужчин, когдаони наклонялись, чтобы подхватить на руки своих возлюбленных.

Застыв на месте, я наблюдал эту картину: пляшущие невиданныйтанец сверхъестественные существа и чудовище-скрипач, чьи нечеловеческимедленные движения и грация просто завораживали. А музыка огнем поглощала насвсех.

Теперь она кричала от ужаса и боли, протестовала противвсего, что произошло. И лица танцующих мучительно исказились, стали похожими намаску Трагедии, смотрящую на них сверху. Я понял, что если тотчас же неотвернусь от них, то не удержусь и разрыдаюсь.