– … не сразу сообразил. А потом подумал и понял. Это он был. Я его из окна видел. Ночью.

На этом повествование иссякло, но теперь можно было спрашивать.

– Почему вы ночью в окно смотрели? Не спалось? – Ну… понадобилось… сам старый будешь. – Который был час? – Нн… ночь. – И вы его узнали? – Вот так он прошел. – Один? – Прямо под фонарем. – Брат с сестрой очень похожи, правда? – Не выдумывай. Она славненькая, а когда девчонка с парнем сильно похожи, это нехорошо. Некрасиво. – Значит, они непохожи? – Нет! – А он какой? – попробуйте описать. – Ну, такой. Боец. Из себя молодец. – А я – молодец из себя? – И не сомневайся! Молодец! – Так, может, это был я?

– Тебя я б сразу и в темноте узнал. Ты такой, а он такой. Но про него, говорю, потом догадался. – Потом – это когда? – Ну, вчера стали допрашивать, а мне мысль пришла. Вспоминал, думал. И понял. Это он был. – Почему же вы не пошли в штаб? – Ну, говорю тебе – хотел сначала Гаю рассказать. Он лучше поймет… а я чего-то не соображу. – Чего вы не сообразите? – Ты же обещал не спрашивать! Не умею на твои вопросы отвечать… – Дедушка Юлий, я все-все понимаю и ничего не спрашиваю, но хочу еще послушать, вы хорошо рассказываете. Чего же вы не сообразите? – Ну как… вот в штабе второй день сидят… знаменосец вопросы задает. – Да, и в чем же дело? – В том, что люди отвечают: на закате домой поехал. А он все спрашивает и спрашивает. – Да, и что же? – А то… Зачем спрашивает, если они вместе были? – Когда, где? Ночью у вас под окном? – Ну да… – Вы же говорили, Ларс был один? – Не говорил я такого. – Значит, они были вдвоем? – Нет, трое их было. – Трое? – Не знаю, кто третий. А начальника нашего не узнать трудно. Он такой. Толстый, а быстрый. Тяжелый, а легкий. Метется, как веник у сердитой хозяйки, раз-раз! Понимаешь?.. Ты что, не веришь? – Верю-верю. Если говорите, значит, так и есть. Но вы об этом со вчерашнего дня думаете, а я только что узнал. Мне тоже надо подумать, помогите мне, ладно? – Да я что … тебе бы с Гаем поговорить, он умный. – Дедушка Юлий, в ту самую ночь гроза была, ливень. Скажите, когда вы смотрели в окошко, дождь шел? – Ннет… – А мокро было на улице? Нн… не помню. – А Гай дома ночевал или нет? – Наверное, дома. А может, и нет. – Когда вы этих людей увидели, вам захотелось его разбудить? – Нн… зачем? Идут себе люди. Знакомые. Знаменосец… У нас не деревня, чтоб по ночам все вымирало. У нас город! – Конечно, понимаю. В тот вечер вы нам с Мартой хотели «горько» кричать, подвыпили, помните? – Ну, помню… – Вот Гай и сказал бы: дедушка Юлий, подумайте, это была ночь после того самого вечера? – Зря! Зря я тебе рассказал. У тебя такие вопросы! Рассказывал – как сейчас видел, в глазах стояло. А ты заладил, у меня все спуталось. Как будто не наяву, а во сне приснилось. – А могло и присниться? – Нет, я видел, видел! – Конечно, видели. Давайте еще по глоточку. Вот так. А теперь скажите: вы сразу узнали знаменосца, верно же? – Да, он первым шел. Колобком катился. И вы его как сейчас видите, правда? – Уже нет… ты столько напутал… – Дедушка Юлий, закройте глаза. Вот так. Видите его? – Вроде вижу… – На Ларсе косынка? – Да. Белая. – А на знаменосце? Знаменосец с непокрытой головой, он никогда косынку на голову не повязывает, не замечал разве? – Еще глоточек, дедушка Юлий. А третий, которого вы не разглядели, у него что на голове? Ведь не косынка, нет? – Вроде нет. – А что? Фуражка? – Может, и фуражка. – Вам так кажется, потому что я так говорю? – Не знаю, ты меня запутал. – А кто из троих самый высокий, плечистый? – Вот этот, в косынке. – Усы, борода есть у него? – Нету! – Дедушка Юлий, посмотрите на меня. Лара светловолосая или нет? – Беленькая она, а при чем тут?.. – Ларс тоже светлый? – Ну да. – А она стрижена точно, как брат, коротковато для женщины, верно? – Не заметил… – А у Гая волосы слишком длинные, правда? – Ничего не слишком. В самый раз. – Хорошо, да, но он их стягивает шнурком или заплетает в косичку, ведь так? – Ну так, а при чем тут?.. – Закройте глаза еще раз. Тот человек входит в пятно света. Вы видите его в лицо. Он проходит. Вы видите его в спину. Видите? – Дда… – А светлую косичку или прядь волос, перехваченную шнурком, – видите? – Дда… нет, погоди. У него косынка так повязана… вижу белые завязки на спине. – Рубашка какого цвета? – Белые рукава… Он в жилете. – Они вас видели? – Не знаю. Я не прятался. – А они спокойно шли, не прятались? – Ну какие у тебя вопросы!.. Они нет, не прятались. Но не спокойно, а так… сейчас спросишь, как… – Да, и как же? – Не знаю я… как «давай-давай, пошли скорей»… не могу больше! Сил нет! – А вы коньяком подкрепитесь. Я вас домой провожу и посмотрю заодно из вашего окошка. И больше никуда сегодня не ходите, ясно? – Да у меня ноги не идут и сердце выпрыгивает. Все из-за тебя! Мучитель!..

Дряхлого младенца я действительно замучил и подпоил. Он в изнеможении повис у меня на локте, но скоро ожил, расправил плечи и остро поглядывал по сторонам. Хотел погордиться, что молодой ведет его под руку и внимательно слушает. Но маловато встречалось прохожих, улицы стояли тревожно безлюдные. У меня раскалился язык и задымились уши, но без всякого толку. Я сам придумал: тайная операция. Может быть, старик случайно увидел звенышко цепочки. В ночь после того самого вечера Ларс оставался в городе, и с ним был не только знаменосец, но и некто в фуражке. А в фуражке и с плеткой расхаживает один-единственный человек, приехавший лишь сегодня утром. Если в ту ночь он уже был здесь, и это скрывают, то понятно, чья рука могла сжимать рукоять револьвера, стрелявшего в спину… Или лом, опустившийся на голову в белой косынке… А может, Ларса и похитили, как говорит проницательный толстяк с пиявками.

Может, ничего этого не было вовсе. Наивный старик наслушался ужасов, и ему приснилось. Но вероятнее все же – видел наяву. Что, кого и когда? Ответить нетрудно, но свидетель совсем ненадежный. Ларса старик не помнит, даже если встречал. Брат с сестрой так похожи, что в глаза бросается, а он твердит: нет. Но ему верить, как ребенку, – и можно, и нельзя.

– Какое окно, дедушка Юлий, то или это? – Вроде это. – А тот, под фонарем, он как я или моложе? – Да все вы для меня детвора. – В какую сторону они шли?..

Впрочем, бесполезно спрашивать, он клевал носом. Я еще раз скомандовал старику сидеть дома и пообещал проверить, заглянуть попозже. «Вернется Гай, и мы поговорим вместе. А до тех пор ни с кем ни слова».

Тихо на улицах. Только возле почты движение. Сама собой в уме сложилась депеша. Если меня арестуют, протелеграфировать дяде: «Ваш племянник заболел. Увезен в ту же больницу, где лечился ваш отец, с тем же диагнозом и прогнозом». Почувствовал себя то ли мудрым подпольщиком, то ли подростком-дураком. Пошел к Дону Дылде, и понял, что именно его кабинет с кирпичными сводами воображался мне тем подземельем, где держат похищенного. Дон сидел с мертвым лицом и ничего не делал. Я заговорил, он мертво отвечал. Я взял листок, карандаш и написал: если меня арестуют. Потом адрес и секретный текст. Имя адресата и название улицы совпадали. Улица, названная в честь моего знаменитого деда, погибшего при диктатуре. Продолжая говорить, подвинул по столу записку. Дон прочел и словно очнулся. Серьезно кивнул. Быстро сказал: так это твой дед… и твой дядя… Тоже взял листок, черкнул несколько строчек и показал мне. Там был записан для памяти номер дома. Заговорщик-конспиратор. А я – сыщик-шпион. Два тайных агента. Глупое веселье – интересно жить! – заиграло, как шампанское.