«Да, наверное, это просто неприятный сон. Хоть и очень реалистичный. Скоро я проснусь в своей хижине, сделаю парочку глотков холодной воды, и все будет в порядке».

Придя к такому утешительному выводу, я зашагал слегка увереннее. Но до конца развеять сомнения, что это лишь сновидение никак не удавалось.

Впереди показался мост через Евфрат. Я уже слышал, как вода плещется под его аркой. Однако все мое внимание было сосредоточено на лавке торговца, приютившейся рядом с мостом.

«Странное место для торговли, да и время неподходящее».

Хозяин лавки находился под навесом и равнодушным голосом зазывал покупателей, которых не наблюдалось.

— Свежие фрукты, спелые орехи, медные кубки…

И вновь я узнал этот голос. И снова мне захотелось бежать, куда угодно, лишь бы быть подальше от этого места. Но словно неведомая сила влекла меня туда. Сила, которой я не мог противиться. Подойдя вплотную, я обнаружил, что прилавок пуст. Ни еды, ни утвари. Но торговца я узнал, несмотря на то, что его скрывал сумрак.

Хазин.

— Свежие фрукты, спелые орехи, медные кубки…

Все тот же равнодушный голос.

Сделав глубокий вдох, я спросил, хотя слова давались мне нелегко:

— Что все это значит? Ты сейчас должен лежать в… — я замялся, пытаясь вспомнить, где же умер Хазин, но, к сожалению, никак не мог этого сделать. Однако то, что Хазин должен быть мертв — вне сомнений. — Неважно. Ты умер! Как же ты очутился в Вавилоне?

— Мой караван должен был пройти мимо. Ты что, забыл? — голос торговца продолжал оставаться безжизненным. — Мне понравился этот прекрасный город. Поэтому я решил задержаться тут ненадолго. Он такой тихий, спокойный, и здесь все время темно. Это хорошо.

Я вздрогнул:

— То есть, все время темно?

— Здесь все время темно.

— Ты бредишь. Рано или поздно, взойдет солнце и…

— Здесь не бывает солнца, Саргон. Здесь все время темно, и это хорошо.

Резкий порыв ветра налетел на нас и задул один из факелов позади меня. Я ощутил, как мурашки ползут по спине.

— Почему тьма — это хорошо? — спросил я, чувствуя, что заикаюсь.

— Потому, что во тьме никто не увидит огромную дырку у меня в горле. Неприятное зрелище.

— Какую дырку? — просипел я.

— Ту, что ты проткнул своим мечом. Так и знал, что ты тупой, Саргон.

Его силуэт слегка покачнулся под навесом.

Стараясь унять дрожь и дышать ровнее, я спросил:

— А где твои товары?

— Ты же сам их украл. Ограбил мой караван, не помнишь? Это все, что осталось.

— Но здесь ничегонет!

— Пустоту тоже можно продать. Ведь пустое место необходимо чем-то заполнить. Хочешь, я продам его тебе, Саргон?

Я отступил назад.

«Боги милостивые, да что здесь происходит?!».

Караванщик, меж тем, продолжал:

— Я продам тебе место, Саргон. В этом городе не хватает жителей. Не видишь, какой он одинокий и пустой? Оставайся, нам нужны ремесленники.

«Боги, я схожу с ума. Надо идти. Надо идти!».

С трудом взяв себя в руки, я на дрожащих ногах засеменил по мосту, стараясь не оборачиваться. Подо мной уже текли воды Евфрата, черные во тьме безлунной ночи.

А позади равнодушный голос Хазина продолжал зазывать:

— Свежие фрукты, спелые орехи, медные кубки…

Вскоре его голос затих вдали, и вновь я не слышал ничего, кроме завывания ветра, который на открытом пространстве дул с особым усердием. На мосту не было огня, поэтому приходилось пробираться практически в полной темноте, что совершенно не добавляло настроения. Порывы холодного воздуха то и дело норовили сбить меня с ног.

Наконец, добравшись до центрального пролета, я увидел свет факелов с другой стороны. Меня охватило облегчение, которое в следующий миг сменилось паническим ужасом. Там, где заканчивался мост, в свете огня стоял человек. Крупный. Его голову украшал шлем-шишак, увенчанный металлическим яблоком. Туловище покрывал тяжелый пластинчатый доспех, который зловеще поблескивал в свете факелов. Темные штаны и остроносые сапоги.

Азамат.

Я не хотел приближаться к нему. Что угодно, но только не к нему. Но выбора не было — я должен перебраться на ту сторону. Не знаю, зачем и почему. Просто должен. Ноги совсем перестали меня слушать, и оставшийся путь по мосту я проделал, словно дряхлый старик, шаркая сандалиями по асфальту. Он стоял лицом ко мне. Подойдя чуть ближе, я усмотрел, что из его груди торчит рукоятка меча. Того самого. Это было моих рук дело, но где и когда — я снова не мог вспомнить. Думать о том, как главарь разбойников здесь оказался я не стал. Все равно это бесполезно.

— Ну, здравствуй, Саргон, — спокойно и, даже, дружелюбно поприветствовал меня он. И от этого дружелюбия мороз по коже шел похлеще того, что испытываешь, оказавшись ночью в пустыне безо всякой одежды.

— Доброй ночи, Азамат, — выдавил я. — Послушай…

— Ты купил себе место? — перебил он.

— Что?

— У Хазина. Не зря же он там торчит целую вечность. И будет торчать.

Я облизал пересохшие губы:

— Нет.

— Почему же?

— Оно мне не нужно.

— Напрасно, — он шумно вдохнул ноздрями воздух, — тут так прекрасно…

— Ты позволишь мне пройти?

— Нет.

— Почему?

— Ты не купил место. Иди к Хазину и расплатись. Потом можешь возвращаться, и я тебя пропущу.

— А что будет, если я куплю место?

— Останешься здесь.

Я вздрогнул:

— Но ведь я и так здесь!

— Но пока ты можешь уйти.

— Ничего не