— Я попробую, Вика… — сказал я, заставляя губы разжаться. —Я, честное слово, попробую.

В метро было людно. Я отвык ездить в часы пик, что ниговори. Стоял у самой двери, между бомжеватым стариком, заранее усталойженщиной и мрачным тинэйджером, закупорившим уши плейером. Вряд ли я выгляделлучше их… ну, исключая, конечно, старика в грязном пальто. В меру затрапезныйвид, помятое, бледное лицо, напряжённый взгляд.

А ведь это страт, социальный срез общества. Стоит, конечно,добавить ещё нувориша вроде Чингиза… но они в метро не ездят. Но и без такихнеплохо. Старик, которому уже всё равно… Женщина, привычно тянущая какую-тоунылую лямку… Мальчишка, не желающий видеть и слышать ничего вокруг…

Ну и я, конечно же.

Не столько вынырнувший дайвер, сколько свежевсплывшийутопленник. От старика — равнодушие к своему бренному телу и внешнему виду. От женщины— усталость, только не из-за пребывания за прилавком или в конторе, а пособственной глупости. От подростка — пробки в ушах… когда дело касаетсяреального мира.

Чего не хватает нам всем, чего? Здесь, в настоящем мире? Яне верю в то, что плохих людей больше, чем хороших. Я не верю в то, что мыслабее. Я не верю, что каждый желает каждому зла. Да, можно привести сколькоугодно примеров против. Убийцы, психопаты, дегенераты, просто хамы, эгоисты иподлецы. Полно их в мире. Но всё равно они в меньшинстве — иначе мир давнопревратился бы в окровавленную мясорубку…

«Разве он ещё не превратился?» — спросил я сам себя.

Нет. Наверное, нет. Иначе крепкий паренёк пинал бываляющегося на полу старика, изгоняя из мира старость и грязь. Женщинаподхватывала бы монетки, высыпавшиеся из карманов жертвы. Все остальныепассажиры заключали ставки — на какой минуте старик испустит дух.

А я сидел бы дома, в шлеме и комбинезоне, слабо подёргиваясьв кресле, в то время как в райских дебрях Диптауна гурии ублажали бы моёвиртуальное тело…

Ведь всё-таки я еду сейчас к Чингизу не потому, что бедагрозит лично мне. И мальчишка плюнул бы мне в лицо, а женщина влепила пощёчину,услышав мои мысли.

Даже не потому, что эти мысли — лживый бред. Паренёкбрезгливо морщится, когда его взгляд падает на старика. А для женщины, явнонемалая сумма те два доллара в день, что я не задумываясь отдаю фирме«Ньюком-порт» за право ходить в глубину.

Вот только есть во всех нас что-то ещё, помимо звериногооскала, помимо бодрых животных инстинктов и весёлого гогота. В ком-то больше, вком-то меньше. Но всё равно есть во всех. Барьером между зверем и человеком.Крепкой решёткой, которую можно пилить или вкопать поглубже — как хочешь.Мостом над пропастью.

Я не знаю, когда не станут нужны эти решётки. Может быть, ивпрямь, лишь когда козлёнок возляжет рядом с барсом.

Только если бы я верил, что они навсегда, — ещё вчера бывзял подаренный Дибенко пистолет и пошёл наводить в Диптауне свои порядки.

Дверь мне открыл Чингиз. Чисто выбритый, подтянутый, вджинсах и клетчатой байковой рубашке.

— Проходи, — без всякого удивления сказал он.

— Не разбудил?

— Нет. Я всегда встаю рано. Это Пат и Падла спят до полудня.

Из-за спины Чингиза вышел ретривер. Я протянул рукулюбопытному Байту, пёс ткнулся носом в ладонь и по-свойски потёрся о мою ногу.

— Пошли на кухню? — предложил Чингиз.

— Пиво? — подозрительно спросил я.

— Нет, думаю, кофе. Кофе с коньяком. Или с рижскимбальзамом. Ты любишь рижский бальзам?

— Конечно. Как положено любому бывшему советскому человеку.

Видимо, судьба у меня сегодня такая — пить кофе…

На кухне с наших прошлых посиделок ничего не изменилось.Совсем. Даже пустые бутылки из-под «Жигулёвского» присутствовали, только яочень сомневался, что они те самые. Падла, похоже, пиво пьёт как воду.

— Сейчас…

Растворимый кофе Чингиз явно презирал. Кофеварки — тоже. Ясидел и смотрел, как он засыпает в маленькую ручную кофемолку горсть зёрен —«Коломбо», от «Московской кофейни на паях», неторопливо, аккуратно мелет…

— Ничего, что кофе наш? — спросил Чингиз. — Некоторые кривятнос, но… действительно хороший кофе, правильно обжаренный. Я не покупаюимпортных товаров, если есть достойные отечественные заменители. — Он подумалсекунду и добавил: — Только вот редко они находятся…

— Ничего. Я сам такой пью.

Хорошо быть богатым. Можно и повыпендриваться.

— Чингиз, на чём ты деньги делаешь?

— Компакты, — спокойно ответил Чингиз. — Пиратские компакты.Сидишники, ДВД. «Виндоус-хоум» за пару долларов, свежие игры, сборникипрограмм… Когда ты идёшь на митинский радиорынок или просто подходишь к лотку —ты отстёгиваешь мне немножко денег. На кофе.

Он высыпал молотые зёрна в турку.

— Вот я сейчас тебе и компенсирую этот позорный факт…

— Ясно.

— Переводы игр… если игра нравится, я порой и сам этимзанимаюсь. Если нет — отдаю ребятам. Иногда Пату. Ему хочется самомузарабатывать…

— Теперь понятно, кому я обязан дешёвыми шуточками. «Вашкорабль пристал к острову сирен, те пели „Депеш Мод“, так клёво, что частькоманды дезертировала».

— Это точно не Пат, он «Депеш Мод» не любит…

Чингиз разлил кофе по чашкам. Достал и поставил на столбутылку рижского бальзама, маленькие серебряные рюмки.

— Ты как будешь, в кофе или отдельно? Я обычно отдельно.

— Я тоже.

Мы оба невольно усмехнулись.

— Удачи нам… — Чингиз поднял рюмку.

— А мне? — мрачно донеслось с лестницы. — Ты, что ли, Лёня?

Падла стоял, почёсывая живот, близоруко щурясь.

— Опять очки потерял? — спросил Чингиз.

— Не потерял. Я помню, они где-то в квартире… кажется.

Подтягивая свои чудовищные сатиновые трусы, Падла уселсярядом.

— Кофе в турке, бери, пока не остыл, — посоветовал Чингиз.

— Нет бы налить старому другу… совсем стыд потерял… —буркнул Падла и потянулся к плите. — Вот придут тебя раскулачивать, словапоперёк не скажу!

Он крякнул, торжествующе бухнул турку на стол. Поискалглазами чашку, вздохнул, отхлебнул прямо так. Плеснул в кофе бальзама. Изрёк:

— Лепота… что ни говори… Чингиз, я у тебя, наверное, довесны поживу. Хорошо?

— А если я скажу нет, ты, можно подумать, уедешь.