Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я попробую, Вика… — сказал я, заставляя губы разжаться. —Я, честное слово, попробую.
В метро было людно. Я отвык ездить в часы пик, что ниговори. Стоял у самой двери, между бомжеватым стариком, заранее усталойженщиной и мрачным тинэйджером, закупорившим уши плейером. Вряд ли я выгляделлучше их… ну, исключая, конечно, старика в грязном пальто. В меру затрапезныйвид, помятое, бледное лицо, напряжённый взгляд.
А ведь это страт, социальный срез общества. Стоит, конечно,добавить ещё нувориша вроде Чингиза… но они в метро не ездят. Но и без такихнеплохо. Старик, которому уже всё равно… Женщина, привычно тянущая какую-тоунылую лямку… Мальчишка, не желающий видеть и слышать ничего вокруг…
Ну и я, конечно же.
Не столько вынырнувший дайвер, сколько свежевсплывшийутопленник. От старика — равнодушие к своему бренному телу и внешнему виду. От женщины— усталость, только не из-за пребывания за прилавком или в конторе, а пособственной глупости. От подростка — пробки в ушах… когда дело касаетсяреального мира.
Чего не хватает нам всем, чего? Здесь, в настоящем мире? Яне верю в то, что плохих людей больше, чем хороших. Я не верю в то, что мыслабее. Я не верю, что каждый желает каждому зла. Да, можно привести сколькоугодно примеров против. Убийцы, психопаты, дегенераты, просто хамы, эгоисты иподлецы. Полно их в мире. Но всё равно они в меньшинстве — иначе мир давнопревратился бы в окровавленную мясорубку…
«Разве он ещё не превратился?» — спросил я сам себя.
Нет. Наверное, нет. Иначе крепкий паренёк пинал бываляющегося на полу старика, изгоняя из мира старость и грязь. Женщинаподхватывала бы монетки, высыпавшиеся из карманов жертвы. Все остальныепассажиры заключали ставки — на какой минуте старик испустит дух.
А я сидел бы дома, в шлеме и комбинезоне, слабо подёргиваясьв кресле, в то время как в райских дебрях Диптауна гурии ублажали бы моёвиртуальное тело…
Ведь всё-таки я еду сейчас к Чингизу не потому, что бедагрозит лично мне. И мальчишка плюнул бы мне в лицо, а женщина влепила пощёчину,услышав мои мысли.
Даже не потому, что эти мысли — лживый бред. Паренёкбрезгливо морщится, когда его взгляд падает на старика. А для женщины, явнонемалая сумма те два доллара в день, что я не задумываясь отдаю фирме«Ньюком-порт» за право ходить в глубину.
Вот только есть во всех нас что-то ещё, помимо звериногооскала, помимо бодрых животных инстинктов и весёлого гогота. В ком-то больше, вком-то меньше. Но всё равно есть во всех. Барьером между зверем и человеком.Крепкой решёткой, которую можно пилить или вкопать поглубже — как хочешь.Мостом над пропастью.
Я не знаю, когда не станут нужны эти решётки. Может быть, ивпрямь, лишь когда козлёнок возляжет рядом с барсом.
Только если бы я верил, что они навсегда, — ещё вчера бывзял подаренный Дибенко пистолет и пошёл наводить в Диптауне свои порядки.
Дверь мне открыл Чингиз. Чисто выбритый, подтянутый, вджинсах и клетчатой байковой рубашке.
— Проходи, — без всякого удивления сказал он.
— Не разбудил?
— Нет. Я всегда встаю рано. Это Пат и Падла спят до полудня.
Из-за спины Чингиза вышел ретривер. Я протянул рукулюбопытному Байту, пёс ткнулся носом в ладонь и по-свойски потёрся о мою ногу.
— Пошли на кухню? — предложил Чингиз.
— Пиво? — подозрительно спросил я.
— Нет, думаю, кофе. Кофе с коньяком. Или с рижскимбальзамом. Ты любишь рижский бальзам?
— Конечно. Как положено любому бывшему советскому человеку.
Видимо, судьба у меня сегодня такая — пить кофе…
На кухне с наших прошлых посиделок ничего не изменилось.Совсем. Даже пустые бутылки из-под «Жигулёвского» присутствовали, только яочень сомневался, что они те самые. Падла, похоже, пиво пьёт как воду.
— Сейчас…
Растворимый кофе Чингиз явно презирал. Кофеварки — тоже. Ясидел и смотрел, как он засыпает в маленькую ручную кофемолку горсть зёрен —«Коломбо», от «Московской кофейни на паях», неторопливо, аккуратно мелет…
— Ничего, что кофе наш? — спросил Чингиз. — Некоторые кривятнос, но… действительно хороший кофе, правильно обжаренный. Я не покупаюимпортных товаров, если есть достойные отечественные заменители. — Он подумалсекунду и добавил: — Только вот редко они находятся…
— Ничего. Я сам такой пью.
Хорошо быть богатым. Можно и повыпендриваться.
— Чингиз, на чём ты деньги делаешь?
— Компакты, — спокойно ответил Чингиз. — Пиратские компакты.Сидишники, ДВД. «Виндоус-хоум» за пару долларов, свежие игры, сборникипрограмм… Когда ты идёшь на митинский радиорынок или просто подходишь к лотку —ты отстёгиваешь мне немножко денег. На кофе.
Он высыпал молотые зёрна в турку.
— Вот я сейчас тебе и компенсирую этот позорный факт…
— Ясно.
— Переводы игр… если игра нравится, я порой и сам этимзанимаюсь. Если нет — отдаю ребятам. Иногда Пату. Ему хочется самомузарабатывать…
— Теперь понятно, кому я обязан дешёвыми шуточками. «Вашкорабль пристал к острову сирен, те пели „Депеш Мод“, так клёво, что частькоманды дезертировала».
— Это точно не Пат, он «Депеш Мод» не любит…
Чингиз разлил кофе по чашкам. Достал и поставил на столбутылку рижского бальзама, маленькие серебряные рюмки.
— Ты как будешь, в кофе или отдельно? Я обычно отдельно.
— Я тоже.
Мы оба невольно усмехнулись.
— Удачи нам… — Чингиз поднял рюмку.
— А мне? — мрачно донеслось с лестницы. — Ты, что ли, Лёня?
Падла стоял, почёсывая живот, близоруко щурясь.
— Опять очки потерял? — спросил Чингиз.
— Не потерял. Я помню, они где-то в квартире… кажется.
Подтягивая свои чудовищные сатиновые трусы, Падла уселсярядом.
— Кофе в турке, бери, пока не остыл, — посоветовал Чингиз.
— Нет бы налить старому другу… совсем стыд потерял… —буркнул Падла и потянулся к плите. — Вот придут тебя раскулачивать, словапоперёк не скажу!
Он крякнул, торжествующе бухнул турку на стол. Поискалглазами чашку, вздохнул, отхлебнул прямо так. Плеснул в кофе бальзама. Изрёк:
— Лепота… что ни говори… Чингиз, я у тебя, наверное, довесны поживу. Хорошо?
— А если я скажу нет, ты, можно подумать, уедешь.