— Лучше я от себя. Привычнее.

— Хорошо. Приходи в восемь.

Чингиз вышел из кухни. Прикорнувший под столом ретриверподнялся, потоптался на месте, глядя то вслед хозяину, то на нас.

Количество перевесило качество. Байт испустил почтичеловеческий вздох и улёгся обратно.

— Находит на него порой, — весело сказал Падла. — Романтикфигов… Тут, главное, выслушать и вовремя съязвить. А то ведь не выживет в своёмбизнесе. Расскажет деловому партнёру о несовершенстве мироздания, о красоте,скрытой в серых камнях, об уходящем лете, о том, как горько кричит птица,заблудившись в ночном беззвёздном небе… И поставит кто-нибудь галочку в уме —«Чингиз слабеет». И всё. Оцеола промахнулся. Или Акела промахнулся? Кто там былвожаком стаи, а кто вождём семинолов?

— Акела.

— Что — Акела?

— Акела промахнулся.

— Не врёшь? — подозрительно спросил Падла. — Давно Киплингане перечитывал…

— Теперь — не промахнётся? — поинтересовался я.

— Теперь… теперь, скорее, загрызёт кого-нибудь. Чингиз наработе, и Чингиз в кругу друзей — разные люди. С первым я, слава всевышнему,почти не знаком.

deep Ввод.

Цветная метель…

Почти для всех дип-программа ассоциируется со снегом. Стёплым, цветным, но всё-таки со снегом. Но теперь Дибенко готов подарить мирувечное лето.

Почему же оно кажется мне снежной пустыней?

Я не прав. Нет… не то. Я не вправе. Не вправе решать задругих. Если даже для Чингиза «Искусственная натура» — обольстительный искус…то что говорить про других? Про паренька из провинции, который остаётся на ночьна работе, запертым на ключ, лишь бы влезть через чахлую линию в глубину, безвсякого комбинезона и шлема… лишь бы оказаться под небом Диптауна, вдовольнаиграться на эльфийских пространствах, забежать в дешёвый бордель и посетитьнедоступный в жизни ресторан… Что говорить о прикованном к креслу инвалиде, длякоторого глубина — единственный шанс ступить собственными ногами пусть понарисованной, но такой настоящей траве. Что говорить о всех несчастных,тоскующих, измученных, уставших, разочарованных?

Глубина…

Танец, танец тёплых снежинок. Затягивающий в темнотуводоворот. Калейдоскоп, фейерверк…

Свет.

Стою в своём гостиничном номере. Всё нормально. На кровати —Протей и мотоциклист. Усталые старые куклы…

Ты придёшь ко мне, Тёмный Дайвер. Придёшь, и мы поговорим.

Проверяю карманы. Вот подаренный Дибенко пистолет.

Значит, к разговору я готов.

А вот и пейджер с мигающим огоньком. Ну… наконец-то Дикпроявился…

Видно, сильно сдали нервы от прорвавшегося вслед за намиИмператора…

Самого Дика в глубине нет, он оставил сообщение на пэйджере.

Включаю приём, и появляется изображение.

Вот те раз… Мы редко знаем друг друга в лицо.

— Привет, Леонид.

А он и впрямь старик. Чёрт возьми. Ему за пятьдесят. Точнеене определю. У меня было слишком мало знакомых чернокожих.

Ну никогда я не предполагал, что Крейзи Тоссер — негр!

— У меня совсем мало времени, — говорит Крейзи. Пытаетсяулыбнуться. В лице — боль. Он лежит, и вокруг суетятся какие-то тени.

— Я выпросил… одну минуту. Ничего. В наше время от первогоинфаркта не умирают. Верно?

— Верно, Дик, — говорю я, хоть он и не может меня слышать,его давно увезли в больницу, над ним сейчас колдуют врачи и сиделки, и я верю,что всё будет нормально, Ричард обеспеченный человек, американская медицина —не чета нашей, и всё обязательно будет хорошо, не может не быть…

— Дочка отправит тебе письмо… а со мной всё будет хорошо.Нервы сдали, Леонид. Старый я стал. Старый и глупый. Ничего…

Дик смотрит куда-то в сторону, едва заметно кивает. Еготоропят. Не знаю уж, что он сказал, что соврал, чтобы ему позволили наговоритьперед камерой это сообщение. Что-нибудь о важном контракте, о сделке в миллиондолларов, наверное…

— Я верю, что ты дошёл. И что всё сделаешь, как надо, тожеверю. Удачи тебе… дайвер. Поработай и за меня… слабонервного глупца. Удачи.

Изображение исчезает.

Такие дела… такие дела.

Я вспоминаю, как изменилось лицо Дика, когда Императорспросил «кто вы».

Вот такой зарождающийся искусственный интеллект. Вот такойпрогресс. Убивает, во всяком случае, почти по-настоящему.

Нет, я не думаю, что Император ударил Крейзи Тоссера чем-товроде оружия третьего поколения. Скорее, тут действительно виноваты нервы.Напряжение, усталость… и больное сердце.

И всё-таки сотворённая Дибенко жизнь уже готова убивать.

Открываю дверь. Осторожно выглядываю в коридор, выхожу,запираю.

Пока спускаюсь по лестнице, кидаю на пейджер Дибенко просьбуо встрече. Не люблю ждать. Поэтому, наверное, и приходится вечно этимзаниматься.

Только поймать такси в Диптауне никогда не проблема. Едваподнимаю руку, как притормаживает машина. Водитель — молодой панк с гребешкомцветных волос на голове и в рваной куртке на голое тело. Кажется, программа.Называю адрес и раскидываюсь на заднем сиденье.

Сегодня на улицах постоянные пробки. Такси еле ползёт.Минуем Виртуальную площадь, потом машина сворачивает куда-то в китайскийквартал.

— Так будет быстрее? — интересуюсь у водителя.

Чайна таун появился в глубине недавно. Китай очень долго нежелал входить в общую виртуальность. Но всё-таки и их проняло…

Теперь квартал стремительно разрастается, раздвигая Диптаунвокруг себя. Пространства в виртуальности — сколько угодно. Наверное, китайцамэто нравится.

— Быстрее, — говорит водитель.

— Уверен? Смена маршрутизации…

— Уверен.

И тут манера ответа перестаёт мне нравиться.

Я смотрю в крепкий, бритый затылок. Прокручиваю в памятикороткий разговор.

Программы-водители изначально вежливы. Лаконичным догрубости умеет быть лишь человек.

Додумывать не успеваю. Что-то вопит внутри — инстинкты,чутьё, интуиция.

В следующий миг я прикладываю к затылку водителя стволпистолета. Мягко, но ощутимо.