считали меня никчемным куском дерьма, годным только на то, чтобы целовать ноги вашему сыну. Но вы забываете о том, чего стоила его карьера до моего появления. До того, как я подарила ему все свои лучшие песни. До того, как он воспользовался тем, как сильно я его любила. Я никогда не вернусь. Ни за какие блага в мире.

Я встала и было пошла, но тут она открыла рот, назвав меня стервой и сукой. Такое уже однажды случалось, когда она напилась после церемонии награждения, на которой мне не разрешили присутствовать.

– Хотела бы я пожелать вам обрести душевный покой и счастье, но я не настолько хороший человек. Однако я надеюсь, что вы оставите меня в покое. Очень надеюсь! Десять миллионов, которые вы перевели мне на счет, – достаточная сумма, чтобы я держала рот на замке, и я распоряжусь ими с умом. Я отложу их на образование своих детей, которых рожу от другого мужчины – не вашего сына. И не переживайте, мадам: бегать за Кэденом, выпрашивая крохи, я не буду. Найдите ту, которая охотно станет для него одиннадцатой по значимости, потому что это точно буду не я.

Оставалось добавить еще две вещи, и я знала, что мое время истекло, поэтому произнесла слова членораздельно, глядя прямо в ее бездушные глаза:

– Я больше не могу писать. Я уже год не пишу. Возможно, однажды слова вернутся, но сейчас их нет, и отчасти я надеюсь, что их уже не будет. Но даже без своих записных книжек и песен я стоила многого. Больше, чем все деньги, которые вы мне платили. Так что, пожалуйста, оставьте меня в покое. Все! Если я еще раз увижу вас или Кэдена, то сделаю так, что вы об этом пожалеете.

Я наклонилась, чтобы у нее не осталось сомнений в серьезности моих намерений.

– Если кто-нибудь из вас обратится ко мне – я имею в виду, хоть кто-нибудь, – я расскажу всем о той лжи, в которой мы все участвовали. Я знаю нужных людей, и вам это известно. А потом все миллионы, которые вы мне отправили, – все, до последнего цента – пущу на то, чтобы привлечь вас, миссис Джонс, к суду. Мне терять нечего. Я с большей охотой потратила бы их на людей, которые делают меня счастливой, но запросто могу пустить на что-нибудь другое. Так что если ваш сынуля решит, что ему нужно со мной пообщаться, хорошенько подумайте о том, стоит ли раздавать направо и налево мой адрес и номер телефона.

Ее шея начала краснеть, пальцы подрагивали, но прежде, чем она смогла взять себя в руки, я слегка наклонила голову и сказала, как я надеялась, последние адресованные ей слова:

– Прощайте, миссис Джонс!

И ушла.

* * *

По дороге домой моя голова побаливала и слегка гудела – сказывалось напряжение от пребывания в обществе ехидны. Это она воздействовала на людей подобным образом! Отчасти я до сих пор не могла поверить, какую пургу она пыталась прогнать.

Порядочные люди!

Удостовериться!

Надо же, с каких козырей зашла!

М‐да…

Я фыркнула и покачала головой как минимум раз десять, снова и снова прокручивая ее слова. Мне хотелось позвонить и все рассказать тете Каролине. И Юки. Или Кларе.

Но больше всего мне хотелось вернуться к той жизни, которой я жила сейчас. К той, которая вывела меня из состояния нерешительности, замешательства и страха. К людям, которые были значимы.

Я шмыгнула носом, почувствовав под ним влагу, и поняла, что она не отсюда – это из уголков глаз выкатились две слезинки. Я вытерла их ладонью. Мне требовалось объятие.

С той жизнью было покончено. Казалось, гора свалилась с плеч. И в ту секунду, когда я повернула на подъездную дорожку, я была готова.

К чему именно, я не знала, – просто к чему-то.

К будущему – больше, чем когда-либо. Возможно, ко всему.

Когда я свернула на дорожку к дому, воздух со свистом вырвался из моих легких. Решимость крепла во мне. Я ехала дальше, готовясь припарковаться, выйти и продолжать радоваться всему, что у меня было. Отчасти – из-за Джонсов. Но главным образом – так было и будет всегда – благодаря маме. Не будь этого места, не знаю, где бы я была и как себя ощущала.

Подъезжая к гаражу, я заметила Роудса: он выходил из дома с напряженным выражением лица, которое длилось не дольше секунды. Стоило ему заметить мою машину, как напряжение ушло, точно он почувствовал облегчение. Так и было?

Его фланелевая рубашка была застегнута наполовину. Майка, как всегда, обтягивала грудь. В руке он держал ключи – это я поняла, когда припарковала машину на обычном месте и вышла.

Он спускался по ступенькам, пока я шла к дому. Фиолетово-серые глаза смотрели на меня.

– Ты в порядке? – крикнул он, чуть хмурясь.

Но это продолжалось недолго.

Потому что я сказала «У меня все отлично!» и в ту же секунду, когда он оказался в пределах досягаемости, поднялась на цыпочки, обвила руками его шею, приникла к его груди и сделала это – прижалась губами к губам Роудса.

На секунду он оцепенел. Затем верхняя часть его тела расслабилась, одна рука обхватила меня за талию, другая оказалась где-то чуть выше ягодиц. Роудс привлек меня к себе, склонив голову набок, и ответил на мой поцелуй.

Лишь чудо удержало меня от порыва взобраться на него, как на стену, и обхватить ногами за талию, потому что рот у него был теплым, губы – твердыми и в то же время мягкими. Это было так сладостно и нежно! Это было именно то, чего мне хотелось, и даже больше.

Он обдавал меня своим дыханием, брови были насуплены. Он облизнул губы, посмотрел мне прямо в глаза, а затем поцеловал еще раз. Потом отстранился – лицо было сосредоточено и напряжено.

– А я переживал, что ты вернулась сказать, что уезжаешь…

Я покачала головой, разглядывая чуть заметные морщинки у его глаз и те, что на лбу, яркий цвет радужки и невероятные серебристые пряди.

– У тебя все хорошо? – прошептал он, поглаживая мое бедро большой рукой и по-прежнему глядя так, точно я исчезну, как только он отвернется.

– Да. Я встречалась с матерью своего бывшего.

– Эйм мне сказал, – выдохнул он. – Я раздумывал, стоит ли отправиться тебе на подмогу или ты справишься сама.

Я невольно улыбнулась, глубоко тронутая его заботой.

– Я в порядке, – тихо сказала я. – Просто она вывела меня из себя, и мне хотелось одного – вернуться сюда. – Я сглотнула. – Не хочу больше с ними пересекаться. Даже самую малость.

– Я на это надеюсь, – он внимательно смотрел на меня. – Точно все в порядке?

– Да, и теперь мне еще лучше, – призналась я, потому что это была стопроцентная