— Давайте вашу руку.

— Зачем? — испугался Звягинцев.

— Да не бойтесь вы. Такой взрослый мальчик, а боится.

С опаской глядя на Артема, Звягинцев вытянул руку.

— Отогните рукав.

Звягинцев повиновался.

— А теперь сосредоточьтесь. Скажем, ваша рука недействует, или вам нужно, чтобы я думал, что она не действует.

Сосредоточились?

— Да.

Получив удовлетворительный ответ, доктор всадил в рукуЗвягинцева чертову иглу. Звягинцев едва не вскрикнул от боли и нервно дернулся.

— Наглядно? — поинтересовался Артем.

— Очень.

— Вот видите. А вы хотели, чтобы хрупкая женщина снежными костями оставалась равнодушной к подобного рода испытаниям.

— А.., с ней ты тоже такое проделывал?

— Ну, что-то похожее. Нужно же было определить,сохранилась чувствительность или нет.

— И она ни боже мой?

— У нее действительно какая-то травма. Может быть, делоне в ногах, а в позвоночнике. Может быть, это временное явление. Жаль, чторентген вышел из строя…

— А чего это он вышел из строя? — спросилЗвягинцев.

— Ума не приложу. Внешне вроде все в порядке… Как унашей пациентки… Но поди узнай, что там внутри…

— И когда он накрылся медным тазом?

— Да в том-то все и дело, что два дня назад… А теперьвыслушивай упреки от взволнованных родственников и огульные обвинения впрофнепригодности… А что касается Инессы… То, что сейчас она напрочь лишенадвигательной способности, — это факт. Подобные вещи практически невозможносымитировать, я уже сказал.

— Практически — или невозможно?

— Ну, я не могу говорить со стопроцентной уверенностью…Но, по-моему, это не тот случай.

— Ну, хорошо, Артем. Спасибо за наглядный пример.

— Вы, я смотрю, что-то не очень этому рады… Я больше ненужен?

— Нет.

— Тогда я пойду.

У двери он остановился.

— Скажите, вы в чем-то ее подозреваете?

— Нет. Теперь ни в чем. Так что успокойся. Как она,кстати?

— Плохо. Даю ей успокоительные. А как бы вы сами себячувствовали, если бы такое произошло с вами?..

…Через несколько минут после ухода Артема Львовича в кабинетенарисовался Иона. Он хмуро посмотрел на Звягинцева и выложил на стол фотографииубитого Шмаринова.

Фотографии получились отменными, как будто Иона всю жизньтолько тем и занимался, что снимал трупы.

— Творчески подошел, — похвалил новоиспеченного фотографаЗвягинцев.

— Скажете тоже.

Несколько минут Звягинцев разглядывал снимки.

Не повезло бедняге, это точно, не грудь, а кровавое месиво…Но это выражение удивления на лице… Не удивления даже, а скорее изумления. Чтоже так огорошило Шмаринова за несколько минут до смерти? В изложении Марка всебыло логично, там Шмаринова убивала родная жена. Любимая до смерти жена… Но,судя по всему, версия с виновностью Инессы рассыпается на глазах. Но почему онтак вяло отреагировал на нападение?

— Потому что это была не жена, а дочь.

Звягинцев сказал это вслух и тотчас же испугался того, чтопроизнес. Не хватало, чтобы еще кто-то услышал…

Но кто-то услышал. И этим «кто-то» был Иона.

— Вы что-то сказали, шеф?

— Ничего не сказал.

— Как же. — Обычно тихий, как снежный барс. Ионапроявил настойчивость:

— Я же слышал.

— Ничего ты не слышал.

— Вы сказали: «Потому что это была не жена, а дочь».

— Ну и что? Сказал и сказал. Тебе-то какое дело? Зафотографии спасибо. Отлично сработано. Буду приглашать тебя на выезды… Большене задерживаю.

— Вы сказали: «Потому что это была не жена, а дочь».Что вы имели в виду?

— Ничего не имел. Это так, поток сознания, мысли вслух.

— Это касается убийства, да? — Иона мягкоприблизился к Звягинцеву. — Это касается Ольги?

Да ты, однако, проявляешь совсем не спортивный интерес кжене брата!

Звягинцев впервые увидел глаза Ионы так близко: обычноспокойные и обращенные в себя, они горели теперь неистовым огнем. На такиеглаза самое время вешать табличку «ОГНЕОПАСНО».

— Ну чего ты, чего ты… — дал задний ход Звягинцев.

— Вы ее подозреваете?

— С чего ты взял?

— Я же вижу… Сегодня в баре всех о ней расспрашивали…

— Я смотрю, информация у нас распространяется сзавидной скоростью. Вот что. Это мое дело — строить версии. Так что извини. Комне сейчас должны прийти, так что твое присутствие совсем необязательно.

— Ну хорошо.

Иона подозрительно быстро сник и боком вышел из комнаты.

Звягинцев остался один.

Откинувшись в кресле, он закрыл глаза.

Потому что это была не жена, а дочь.

Дочь.

Дочь с не очень хорошей наследственностью.

Все существо Звягинцева восставало против этого, но хорошоорганизованные и хорошо вооруженные факты с легкостью подавляли восстание.Мысль о виновности Ольги уже давно искушала его, как старая, прожженная шлюха.А к старым прожженным шлюхам нужно всегда относиться с почтительным вниманием.

Итак.

Прелюдия, или, как любит выражаться знойный черкесАхмет, — «пэтинг».

Умница Марк, сам того не подозревая (или подозревая?),начертил ему всю схему убийства. С той лишь разницей, что в роли карающего мечавыступала не жена Шмаринова, а его дочь.

Должно быть, у них всегда были непростые отношения — у Ольгии Инессы, они были как сиамские близнецы, как вода и огонь, как черное и белое.Из тех крох, маленьких разрозненных фактов, которые к сегодняшнему дню смогсобрать Звягинцев, вырисовывалась довольно занятная картина. Занятная ипугающая.

Ольга была единственной дочерью и, наверное, горячо любимой.Долгое время они жили вдвоем с отцом — после того, как сошедшая с ума матьОльги покончила жизнь самоубийством. Но память о матери не только цементировалаэтот союз, но и подтачивала его изнутри.

Скорее всего и отец, и дочь боялись воспоминаний о матери,прошлое могло вернуться и повториться уже в Ольге, ведь еще никто не выяснил доконца, как устроен механизм наследственности… У Ольги была школьная подруга,стриженая кошка (тогда, наверное, она не была стриженой, а носила косы сбантами). Они дружили много лет, а потом стриженая кошка берет и выходит замужза Ольгиного отца. И заменяет ему все — любовницу, жену и дочь.