Но бретельку от лифчика он все-таки порвал, горячийэстонский парень. И ворот платья тоже.

Я не чувствовала угрызений совести. В конце концов, этотолько его право – не спать со мной или спать со мной. Теперь меня устроитлюбой вариант, хотя и печально, что я так и не распробовала Леща на вкус:сегодня он оказался лещом холодного копчения, устоял, не поддался, не решился,хотя и очень хотел не устоять, поддаться, решиться, я это видела. Я понимала,что дело не во мне: я была целомудренно-сексапильна, а этот коктейль всегданравится мужчинам, если они подкатывают к женщине не с предложением банальногопересыпа, а с самыми серьезными намерениями. Все дело было в самом Леще. Ну чтож, пришей оторванную бретельку, распрощайся с безнадежно испорченным платьем ижди объяснений. А они последуют. Лещ не может не понимать, что возникшая междунами недоговоренность убьет только зародившееся чувство.

А сейчас будь паинькой, не надувай губки и делай вид, чтоничего не произошло.

…Когда Лещ вышел из ванной, я уже переоделась в его рубаху ирасстилала постель. Сегодня я не увижу в ней ни войны Алой и Белой роз, нипадения Порт-Артура, ни утра Стрелецкой казни. Но я знала главное: я проведувосхитительную ночь с тайной Леща. Мне нужно соблазнить ее, заставитьраскрыться, заставить не бояться меня.

Лещ снял поводок и тихонько свистнул Старику.

– Ты надолго? – независимо спросила я, как будто небыло этой тягостной сцены у двери.

– Выгуляю пса и вернусь, – почти семейная идиллия,подразумевающая: «Не жди меня, ложись в постельку, девочка, я должен о многомподумать…» Он вернулся только через три часа, на самом излете ночи, когда я ужеустала ждать его. И нашел меня такой, какой и должен был найти: свернувшаясякалачиком, застигнутая сном врасплох любимая женщина. Сквозь полуприкрытые векия видела, как он, стараясь не производить лишнего шума, тяжело сел в креслопротив кровати. Уж не мои ли сны ты хочешь подсмотреть, милый? Знай, я не вижуснов.

Лещ в узких зеркалах моих век выглядел несчастным,подавленным и бесконечно влюбленным. Такого можно брать голыми руками, никакойинтриги, никакой борьбы полов, ничего, что придает любовным отношениям остротунепостоянства. Десять к одному, что, как только ему надоест глазеть на меня, оносторожно приблизятся к кровати, к моему лицу, к моим губам и тихонько ихпоцелует. Можно делать ставки, господа!..

Несколько раз я проваливалась в полудрему, а Лещ всесторожил и сторожил мой чуткий сон. Наконец, не выдержав, он действительноподошел к кровати, опустился перед ней на колени и осторожно обшарил мягкимигубами мое лицо. Э-э, голубчик, а щетина-то у тебя уже пробилась! Если тыхочешь, чтобы женщине было комфортно с тобой, брейся, пожалуйста, на ночь…

– Который час, милый? – спросила я максимально соннымголосом.

– Около шести. Спи, девочка, – Ты не ляжешь?

– Нет, мне еще нужно поработать, – Лещ погладил меняаккуратно забинтованной рукой.

Я поймала руку губами: теперь Лещ не отнял ее, а толькопокачал в ней мое лицо, как в колыбели.

– Сварить тебе кофе? – Боже мой, и откуда во мне этинотки образцово-показательной домохозяйки, любительницы витых свечей, дикера«Старый Таллин», макраме и дорогого мыла?

– Не стоит, я сам. Спи. – Звучит очень убедительно,только ты врешь, Лещ. Даже если ты сейчас уткнешься в свои бумаги, все равно втвоей лохматой башке стаями будут бродить мысли о том, уйду ли я сегодня оттебя или нет. Что ж, пожалуй, тебя стоит подержать на коротком поводке.

…Лещ ушел очень рано. Он собирался тихо, даже кофейнаяложечка ни разу не звякнула о стенки чашки, даже замок дорогого портфеля ниразу не щелкнул. Он собирался тихо, хотя и знал, что я не сплю. И я знала, чтоон знает, – невинный обман, дающий выигрыш во времени; уточнение правил игры, вкоторую мы оба стали играть со вчерашнего вечера. Я встала только тогда, когдаза ним захлопнулась дверь. Семь часов. Через четыре часа я встречаюсь с Костейна Тверской. Еще есть время, чтобы привести в порядок бессонные, измотанные заночь мысли: у меня нет четко выстроенной версии, но, как бы ни обернулось дело,я приду к своему иезуиту не с пустыми руками.

* * *

…Мы сидели в летнем кафе и потягивали пиво. Пиво не нравилосьмне, но сейчас именно оно как нельзя лучше соответствовало обстоятельствам:женщина чуть моложе и мужчина чуть старше, случайно оказавшиеся за однимстоликом; ничего общего, кроме пепельницы, стоящей между нами. Я взяла к пивусоленые орешки, а капитан копался в вяленой рыбе. Он мастерски разделывалсочащуюся жиром янтарную тушку, раскладывая ее куски на ритуальные кучки:плавники, ребра, части хребта…

Над рыбой вились осы, но капитан, казалось, не замечал их.

– Прекрасно выглядишь, Анна, – капитан впился жесткимизубами в спинку рыбы. – Краше прежнего. Увечья пошли тебе на пользу. Подлецувсе к лицу. Клиент повержен в прах, бряцает доспехами и добивается оборки скринолинов прекрасной дамы?

– Что-то вроде того. На большее он пока не претендует,– самодовольно произнесла я и выложила перед капитаном дубликаты ключей отквартиры Леща.

– Ты смотри, какой скромник. Кто бы мог подумать! А ядумал, вы уже трахаетесь так, что кровать развалили, – капитан не глядя сгребключи со стола и сунул их себе в карман.

– Не говори пошлостей.

– Какое целомудрие! Не можешь выйти из роли? Иливлюбилась в этого коня с яйцами, не приведи Господи?

– Это очень породистый конь, так что приготовьте емустойло получше, я проконсультирую. А ты ревнуешь, капитан?

– Есть немного. Ну и как тебе в логове врага?

– Дышится легко. Хотя квартира у него и закрывается каксейф. Так что оцени мои мелкие услуги, капитан. Что с ампулами? Надеюсь, в нихбыла не аскорбиновая кислота?

– Нет. И даже не пенициллин. Откуда ты их взяла?

– Из мусорного ведра.

– Он колется?

– Через каждые три дня.

– Забавная штука с этими ампулами.

– Что ты имеешь в виду?

– Химический состав. Все компоненты узнаваемы. Но ихкомбинация… Наши яппи из химлаборатории до сих пор чешут репы.

– Наберите новых, зачем вам бездари. Пригласитекакого-нибудь плешивого лауреата из Гарварда, он быстро разберется.

– Вопросов пока больше, чем ответов.

– Подкину вам еще один. Его секретарша.

– А что его секретарша? Жалкая личность. Непонятно, чтомежду ними общего, кроме конспектов по истории журналистики двадцатилетнейдавности.

– Она в него влюблена. Еще с университета.

– Есть же еще вечные ценности, – задумчиво сказалкапитан, обсасывая перышко плавника.