— Что вы собираетесь делать завтра? — веселопоинтересовался Куп. Ему удалось заработать приличную сумму, и у него былоотличное настроение.

— Работать, что же еще! — ответила Алекс ирассмеялась.

— Опять?.. — Лицо Купа разочарованновытянулось. — Как скучно! Может быть, ты все-таки постараешься взятьвыходной, и мы съездим на Родео-драйв, прошвырнемся по магазинам?

— Мне бы очень хотелось… — Алекс улыбнулась ему. Купснова стал похож на влюбленного мальчишку, на которого невозможно сердиться.

— Боюсь только, — добавила она, — моеначальство будет очень недовольно, если я скажу, что не могу прийти на работупотому, что мне нужно пошататься по шикарным бутикам. Может быть, мне лучшепросто выйти на работу? — улыбнулась Алекс.

В полночь они отправились спать. Алекс и Куп долгозанимались любовью, и когда на следующее утро она уходила, он даже непроснулся. Алекс все же поцеловала его на прощание. Она простила ему и равнодушноеотношение к судьбе Джимми, и недостаток мужества. Алекс знала — некоторые людипо-настоящему теряются, когда им приходится сталкиваться с тяжелой болезнью илинесчастным случаем.

Она сама знала нескольких мужчин, которые, порезав палец,падали в обморок. Возможно, что, любя Купа, она пыталась оправдать его —оправдать любой ценой. Наверное, иначе Алекс просто не могла поступить — впротивном случае ее собственное душевное спокойствие могло оказаться подугрозой. По ее мнению, любовь означала в первую очередь понимание, готовность ккомпромиссу и способность прощать. Но если бы такой вопрос задали Купу, он быскорее всего ответил, что любовь — это красота, секс, наслаждение и что онадолжна быть предельно простой. В этом-то и заключалось главное противоречие.Хотя Алекс и прожила на свете вдвое меньше Купа, она была во многих отношенияхмудрее его и давно знала, что человеческие отношения, особенно такие, каклюбовь или дружба, по определению не могут быть простыми. Но Куп стремилсяименно к беспроблемности, ничем не осложненной чувственности.

В обеденный перерыв она поспешила в травматологию, чтобыповидать Джимми. Валери Алекс не застала — минут пять назад она ушла в кафе,чтобы перекусить, и несколько минут они с Джимми разговаривали о его матери. Алекспризналась, что Валери ей очень нравится, и Джимми ответил, что ничего другогоон не ожидал. Для него мать была самым лучшим человеком на свете — правда,после Маргарет.

Потом он сообщил Алекс новость: его дела шли настолькохорошо, что уже завтра утром его собирались перевести из интенсивной терапии вобычную палату.

— Это все благодаря вам, — сказал Джимми и чутьзаметно кивнул. — Кстати, спасибо, что побыла с мамой, пока я валялся вотключке. Она сказала, что вчера ты провела с ней почти весь день. Я оченьблагодарен тебе за это.

Если бы не ты…

— Я просто не хотела, чтобы она оставалась одна, —перебила Алекс. — Больничная обстановка, особенно в отделении интенсивнойтерапии, может напугать человека, а я тут все знаю. Даже знаю, для чегоиспользуется большинство этих приборов и установок… — Она показала нагромоздившиеся вдоль стены специальные медицинские приборы, большинство которыхбыли уже отключены.

И Алекс снова улыбнулась Джимми. Он выглядел значительнолучше, чем вчера, и она решилась задать ему вопрос, который не давал ей покоявсе эти дни.

— Как все это произошло? — спросила онадоверительным тоном. — Твой врач сказал, что ты не был пьян. Что жеслучилось?

Она сидела совсем близко к его кровати, и Джимми машинальностиснул ее руку.

— Не знаю… Не помню… Машина вдруг потеряла управление.Старые покрышки. Неисправные тормоза. Масляное пятно на дороге… Я…

— Ты уверен, что не хотел этого сам? — осторожноспросила Алекс. — Ты сам направил машину к обрыву или… или просто не сталничего предпринимать, когда тебя вдруг понесло к нему?

Она почти шептала, но Джимми ее услышал. Он долго молчал,потом заговорил:

— Честно говоря, Алекс, я не знаю. Я сам все времязадаю себе тот же вопрос. Тогда… когда это произошло, я был как в тумане. Ядумал о ней, о Маргарет… В воскресенье был ее день рождения. Наверное, вкакую-то долю секунды я решил: пусть… пусть будет что будет. Машину сталозаносить, но я ничего не предпринял. Потом я опомнился и начал выворачивать руль,но было поздно. Последнее, что я видел, это свет фар, которые освещали какой-токаменистый склон, потом — темнота…

Это было почти слово в слово то, что Алекс ожидала услышать,и все же она стояла, парализованная ужасом, не в силах ни пошевелиться, ничто-то сказать. Лицо Джимми отражало не меньший страх.

— Нелегко признаваться в этом, — добавил он чутьслышно, — но на какую-то долю секунды я решил положиться на судьбу. Всеобошлось, но… это просто случайность. Все могло быть и по-другому, хотя я бы несказал, что я сознательно к этому стремился…

— Я понимаю… Вернее, мне кажется, что я понимаю, —сказала Алекс. — Ты устал страдать и доверился высшим силам. И ты получилответ. Что ж, теперь ты должен жить, а пока выздоравливать, — закончилаона, улыбнувшись.

— Да. — Джимми осторожно кивнул в ответ. — Явыздоровею, кости срастутся, и я буду крепко стоять на ногах. В последнее времяя и сам думал о том, чтобы обратиться к хорошему психоаналитику. Я уже сам немог выносить того, что со мной творилось. Мне казалось — я медленно тону иникак не могу выкарабкаться на поверхность. Теперь… — Он бросил взгляд намедицинское оборудование, на свои ноги в гипсе, и в лице его что-то неуловимоизменилось. — ..теперь я чувствую себя намного лучше, хотя это, наверное,звучит глупо.

— Я рада это слышать, — кивнула Алекс. Джиммидействительно выглядел лучше, и она была рада этому. — Впредь я будуприглядывать за тобой. Вот увидишь — я от тебя не отстану, пока ты снова неначнешь смеяться, плавать, прыгать, играть в теннис.

— Ну, прыгать я не смогу еще очень долго. —улыбнулся Джимми. Действительно, сначала ему предстояло ездить в инвалидномкресле, потом ковылять на костылях, потом — понемногу ходить. На это моглипотребоваться недели, но его мать уже сказала, что останется в Лос-Анджелесе ибудет ухаживать за ним, пока он не окрепнет. А Джимми обещал готовить ейроскошные обеды и ужины, чего не делал с тех пор, как умерла Маргарет. Врачисказали, что он сможет вернуться на работу не раньше чем через два месяца, ноему уже не терпелось снова оказаться в Уоттсе, среди своих маленьких друзей, иАлекс решила, что это добрый знак.

— Спасибо тебе за заботу, за все… — сказалДжимми. — Кстати, как ты догадалась?.. — Он имел в виду, как Алексузнала о подлинных причинах аварии и о той роли, которую он сам сыграл впроисшедшем с ним несчастье.

— Ведь я врач, или ты забыл? — Она улыбнулась.

— Не забыл, но ведь младенцы обычно не водят машины ине срываются с утесов.