что-то готовит, Дон, ты при случае передай Дону. Я, конечно, кузенов ваших не больно-то обожаю, но такие вещи мне совсем не нравятся.

– Я что-то не понял, – сказал тридэ. – Что он конкретно предлагал?

– Да я тоже толком не разобрался. Не стал выведывать, послал его и ушел. Какое-то у него, я понял, подпольное ополчение – когда с Доном будет покончено, они вроде на сцену выйдут, и Витанова станет следующим Доном. Что-то в этом роде, если я не путаю.

– А ты, значит, послал его?

– Ага. Не надо было?

– Не знаю. Твои проблемы.

Как-то странно посмотрел на него тридэ. У них, у тридэ, вообще много непонятного с мимикой. Нет, они в обычном смысле слова не играют и не фальшивят. Они иногда очень живо себя проявляют, но такое всегда чувство, что между мыслью и ее выражающей мимикой у них мало общего, будто они одной рукой думают, а другой складывают на лице соответствующее выражение – не исключено, что вполне искреннее. И вообще, как тридэ думает и как думает человек – здесь не очень-то много общего.

– И вот я еще раз спрашиваю: как мне уйти, Дон?

– Ты этого действительно хочешь?

– Да.

– Но ты понимаешь, что так не бывает? Что Дон вошел в тебя навсегда, как и любое другое событие твоей жизни? Что, убежав от обстоятельств, с ним связанных, ты на самом деле ничего не изменишь и, уж конечно, никуда не вернешься? Что мира Эми уже не существует нигде и ни в каком виде?

– Да, понимаю. Не полный же я дурак!

– И все равно приходишь ко мне и просишь о помощи?

– Все равно.

– Хоть я и есть тот Дон, от которого ты убежать хочешь?

– Но ведь ты не Дон?

Тридэ пристально вгляделся ему в лицо, вроде как улыбнулся. Вроде как решил что-то – и закаменевшему от решимости Эми вдруг стало не по себе. Всей своей мимикой тридэ явно намекал на какие-то важные и необратимые последствия.

– Ты ведь не Дон, я знаю.

– А если?

Нервы пели: опасность, опасность! Зашевелились наплечники. Эми собрался, бросил по сторонам взгляд. Опасность шла не от смысла того, что говорил ему Дон, и даже вообще не от слов – она шла откуда-то сзади, из полной тишины Танцлифта, от столиков, за которыми расслабясь сидели парочки. Те трое подозрительных представляли угрозу, однако сигнал шел не от них. Эми раздвоился: один продолжал разговор, другой осторожно выслеживал источник опасности.

– Даже если ты настоящий Дон, – сказал он Дону, – мне все равно больше не к кому обращаться.

– Ты уверен, что не к кому?

Опасность, опасность!

– Ты задаешь странный вопрос.

Широким хозяйским жестом Дон указал куда-то за спину Эми.

– Тогда обернись, Эми!

Спокойно, может быть, даже излишне спокойно Эми повернулся спиной к тридэ. И тишина выключилась.

Сначала он не заметил ничего особенного. Три парня с невыразительными лицами все с той же отрешенностью смотрели в пространство перед собой. Один поднес ко рту вычурной формы бокал с агатово-черной жидкостью и сделал малюсенький глоток. Пропала куда-то фривольная дамочка с малосуществующим мужем, их место заняла пожилая пара… пож… Что такое?!

Эми вздрогнул и на миг потерял самообладание.

– Тетя Эльза?

Раньше она жила неподалеку от бульвара Дама Виней – он так любил их чудную гостиную. Именно там еще в детстве он пристрастился к психо.

Тетя Эльза строго посмотрела ему в глаза и строго кивнула в знак приветствия. Ее муж, таинственный Энконодав, силовой мастер, вперил в Эми неподвижный тяжелый взгляд. Здороваться, однако, Энконодав не спешил.

С другого столика еще кто-то махнул ему рукой.

– Эй, Эми!

Он присмотрелся – что-то знакомое. Из цикла «сколько лет, сколько зим». Анни…

– Анни, ты? Анни! Как ты…

Рванулся было туда – ну как же, Анни, старинная подружка. Но тут позвали с другой стороны – и новая неожиданность. Пьянчужка Гульрих из Компании Сволочей, ценой своей правой руки спасший его во время потасовки на Пятачке – она долго потом плетью висела, он все никак не мог найти времени к Врачу заглянуть, да и не любили они ходить к мотороле на поклон, даже по таким поводам.

– Гульрих?! Папы-мамы, Гу-ульрих!

Краснорожий, как всегда, невыносимо самодовольный, Гульрих скалил свои громадные зубы и гоготал:

– Узнал, камрад поганый! Узнал, Эми! Ну давай же сюда, Ушастик!

Так его звали тысячи и тысячи лет назад.

Опасность! Отовсюду, чуть ли не с каждого столика, на него смотрели знакомые лица. В изумлении он обернулся к Дону.

– Что это?

Тридэ – новая странность – был уже не на подставке, а рядом. Он отечески улыбался.

– Трудно мне было собрать всю эту компанию. Кого-то нет, кто-то не «вернулся»… Весь город пришлось переворошить.

– Но откуда ты узнал, что я сегодня приду?

– А я и не знал, что сегодня. Я просто знал, что придешь. Тебе некуда было деваться. Ты просто не мог сюда не прийти. Информация плюс дедукция – вот и все мои чудеса. На самом-то деле я тебя вчера ждал.

– Не понимаю. Зачем?

– Ты подойди к ним. Обними их. Пожми им руки.

Происходящее было неестественным до предела – все ждали, когда Эми закончит разговор с Доном. Смотрели, не переговаривались, ничего со столов не брали. «Эге», – сказал себе Эми и незаметно пожал плечами, проверяя связь с наплечниками. Те шевельнулись. Он почувствовал, как разбухают мускулы от наполняющей их силы.

– Но я не понимаю, зачем ты все это…

– Ты подойди к ним. – Тридэ очень неуклюже уходил от вопроса. Слишком добрый и вкрадчивый голос, слишком сердечные улыбки вокруг.

– Ты все-таки объясни сначала…

– А что объяснять? Ты теперь с нами, теперь твой дом – Танцакадемия. Тебя очень ждали здесь. Ты просто радуйся вместе с нами. Вот она, твоя юность, вот твое детство, вот все твое…

Эми огляделся. Трое, в которых он подозревал камрадов, мельком глянули на него, снова вперились в пустоту.

Это было странное чувство – чувство опасности и радость от встречи с давно потерянными друзьями. Ни матери, ни отца, ни сестры здесь не было – только старые друзья да бывшая возлюбленная, с которой чудом удалось когда-то сохранить добрые отношения после разрыва.

Эми набычился, облизнул губы.

– Спасибо, конечно. Ты даже не представляешь, Дон, как я тронут, но я, пожалуй, пойду. Пора мне. Еще увидимся.

Тридэ вздохнул и смешно развел руками.

– Увы!

– Но Эми! – крикнул кто-то от столиков. – Мы все собрались здесь только ради тебя. А ты уходишь. Неужели ты думаешь, что сумеешь уйти?