– Думаю, – сказал он, осклабившись, – для меня это пустяк.

– А чего ты так испугался, Эми? – спросил тридэ.

– Я чувствую ловушку, но я не думаю, что испугался. Я смогу уйти откуда угодно. Меня учили. Ты-то должен об этом знать.

– Знаю. Про твое чувство ловушки мне хорошо известно. И про то, что ты из ловушек уходить мастер. Но ты ошибаешься – здесь совсем не ловушка. Ты должен постараться понять. Это единственный для тебя путь окончательно порвать с Доном. Как раз то, о чем ты мечтаешь.

– То есть?

А все они молча ждали, когда окончится разговор. Неестественность их поведения пугала.

– То есть ты возвращаешься от Дона и камрадов в свой прежний мир, к тем людям, которые знали тебя как Эми. Тебе больше не надо будет от кого-то таиться. Ты останешься с нами до тех пор, пока с Доном не будет покончено.

– И с камрадами? – спросил Эми, на камрадов пристально глядя.

– И с камрадами, конечно. И со всем, что произошло после Инсталляции.

– То есть ты хочешь сказать, что и Гульрих, и Кларо, и Анни, и тетя Эльза с Энконодавом, и Француаз, и все остальные, которые сейчас здесь, в лифте, – все они и на самом деле «вернулись» и сейчас ждут меня, чтобы я их обнял?

Если бы Дон ответил в смысле «разве ты сам не видишь?» и таким образом попался бы, тогда можно было бы задавать другие вопросы – постепенно встопарщивая наплечники. Но Дон ответил не так. Сначала он вроде бы как замялся, то есть показал, что замялся, и этот намек можно было понять как угодно, а потом сказал:

– Здесь сложно. Скажем, не все из них пока «вернулись», но это не больше чем вопрос времени…

Эми опешил.

– То есть как? Ты хочешь сказать, что здесь не все из тех, кого я вижу? Что кое-кто из них тридэ?

– Что-то в этом роде. Поверь, здесь нет никакой ловушки. Здесь…

Известно пристрастие сложно построенных моторолоподобных разумов к решению простых вызовов несоразмерно изощренными способами, с чудовищным нагромождением никому не нужных излишеств. Но создавать тридэ, причем даже не одно, а сразу десяток, и все это только для того, чтобы поймать в ловушку уже отчаявшегося камрада или доставить ему маленькое удовольствие от встречи с друзьями (если здесь все-таки нет ловушки) – в такое Эми поверить не мог.

– И все это – только затем, чтобы я «вернулся»?

– Да. Тут все… Ты позже поймешь, Эми, насколько нам нужен именно ты. Я бы и больше сделал, если бы понадобилось.

Тридэ врал. Невозможно было не чувствовать, что он врет. Эми понимал одно: Дон, то есть тридэ, изображающий Дона, действовал, скорее всего, под влиянием моторолы, причем моторолы городского, а не игрушечного Комендонта, ничтожной кучки интеллекторов, который, как считалось, взял на себя всю полноту власти в ТА2, – у того для таких многоходовок не хватило бы ни мощности, ни изощренности.

И тут Дон сдался.

– А впрочем, иди.

– Счастливо, – сказал Эми, настораживаясь еще больше.

– Только у меня к тебе просьба.

Ну, конечно!

– Говори.

– Станцуй для них.

Эми удивленно приподнял брови. Как и все происходящее в лифте, эта просьба поражала своей неестественностью.

– Станцевать?

– Понимаешь, они просили. – «Они» все так же молча следили за их беседой. – Они хотят не только убедиться, что ты «вернулся» окончательно – согласись, это вполне может быть ловушка со стороны камрадов, – они тоскуют без твоих танцев.

– Неправда, – ответил Эми. – Я не профессиональный танцор. Очень многие танцуют куда лучше меня.

– Профессионалы им ни к чему, они вообще-то не такие уж и знатоки психотанца. Но им нужен твой танец, это часть их жизни, которую они хотят вспомнить. Им очень дорого все, что было. Они любят в тебе того Эми, который был.

Случилось непонятное – Эми согласился. Согласился в этой насквозь лживой, пышущей опасностью обстановке, когда единственно верным шагом было (Эми это очень хорошо понимал) пробиваться к выходу, не считаясь ни с чем – именно сейчас выпала возможность, потому что лифт стоял на этаже и можно было из него выйти, однако каждую минуту он мог двинуться и на добрый час отрезать путь к спасению, случись что. Тем не менее вот – он согласился станцевать.

Он коротко кивнул и махнул рукой старым своим дружкам, чем тут же снял невыносимое напряжение. Сквозь дружелюбный гомон, сквозь любопытные взгляды незнакомцев, сквозь преувеличенное невнимание, кажется, все-таки камрадов, встопорщив до предела наплечники, двигаясь походкой «Обзор‐360», он быстро прошагал к танцплощадке, откуда беспорядочно катили только что брошенные столы.

Он встал на середину, по традиции отмеченную белым крестом. Кровь в нем гудела от перенапряжения.

– Преднарко? – спросил Дон.

– Ладно, хотя… – согласился Эми. – Только ты мне все управление музыкой передай. Я сам пусть с музыкой.

Дон изобразил оскорбление недоверием, потом согласно кивнул:

– Ага. Конечно. Передал. Действуй.

– Так. Танцуем.

Эми вытянулся, встал на цыпочки, но глаза не зажмурил, хоть это и положено для сосредоточения перед танцем, а только полуприкрыл веки – он слишком чувствовал опасность и не хотел терять себя даже на долю секунды, что, конечно, танцу мешало. Еле двинув губами, он шепнул кодовое слово (там такие смешные слова встречаются) – и тут же включилось странным образом распределенное между мозгом и грудью ощущение пульта управления музыкой с его кнопками, регуляторами, источниками и выравнивателями спектра; на все это наложился адреналиновый ток, идущий от наплечников. На языке появился железистый вкус крови. Музыка! Раздались первые звоны, начало знаменитого преднарко «Запах утренних городов» Хуанпедро Мехора.

Музыка пришпорила Эми, он понял, что танец получится. Столики, колонны, лица и черно-золотой рисунок шерстяной обивки Танцлифтовых стен подернулись легким туманом драгоценнейшего серого оттенка – и это означало, что Эми сразу же, без подготовки, вошел в то особое состояние, при котором танец (какой угодно – нарко, преднарко и даже психо) получается почти сам собой, если, конечно, владеешь техникой.

Следуя ритуалу по вхождению в танец, он крутнулся на пальцах ног и вдруг обнаружил, что уже не один на площадке. Перед ним стояла женщина – сплошные волосы и взбитый бальный наряд. Партнерша, о которой можно только мечтать, – красавица Соня.

Он поискал глазами Дона. Тридэ исчез.

– Соня! – одними губами прошептал он, приблизившись к ней вплотную. – Ты со мной, Соня? Мне надо…

Конечно, они при желании могут повторить и тридэ, могут подсунуть вместо нее что-то совершенно иное, но ничего другого не оставалось, как верить, что это все-таки Соня,