Слова Пьера не вызвали в его друге ни тревоги, ни испуга. Если бы Пьер сказал: «Ты будешь драться сегодня в четыре часа дня», Дэвид остался бы так же спокоен. Он готов был драться с кем угодно. Черный Охотник однажды говорил ему, что у каждого человека бывают минуты, когда он страстно желает драться. И это желание проснулось сейчас в груди Дэвида. Поединок Пьера был его поединком.

Пьер открыл ящик и достал оттуда пулю, порох и пыж.

– Я очень рад, что ты здесь, Дэвид, – сказал он. – Я уже опасался было, что мне придется искать себе секунданта в кофейне. У меня произошла ужасная ссора с Нэнси.

– Кто этот человек? – спросил Дэвид.

– Не знаю, и мне нет до него дела. Только бы он умел стрелять, потому что я твердо решил убить его и не хочу, чтобы меня после мучила совесть. Я всей душой желал бы, чтобы это был капитан Талон.

Впервые за все время Дэвид Рок обнаружил изумление, и Пьер Ганьон расхохотался, глядя на него. Внезапно он увидел пергамент с повышением Дэвида:

– А, тот самый приказ? Поздравляю, Дэвид! Я говорил тебе, что Биго сдержит слово, хотя он и большой негодяй; надо отдать справедливость нашей Анне – она молодец. Право же, ты счастливец!

Дэвид не стал ничего говорить. Он не спускал глаз с Пьера, готовившего оружие.

– Кто тот человек, с которым ты будешь драться? – снова спросил он.

– Я только могу сказать, что он будет лежать в гробу сегодня вечером, – уверенным тоном ответил Пьер. – Я дал слово Нэнси, что сделаю это. Мы с ней ужасно поссорились, я не подозревал, что женщина может прийти в такую ярость. Она назвала меня величайшим трусом и сказала, что когда я встану лицом к лицу с моим соперником, то испугаюсь, уроню пистолет и даже не стану стрелять. Вот почему я начинаю верить, что это капитан Талон. Он считается лучшим стрелком во всей провинции и хвастается, что ни разу в жизни не промахнулся. Ну что же, я тоже не помню, чтобы хоть раз стрелял мимо цели.

Он закончил заряжать пистолет и принялся беспечно насвистывать.

– Но если ты не знаешь, кто это, как же ты будешь с ним драться?

– Нэнси поручилась мне, что он будет ждать меня в четыре часа. О, как она была взбешена! Она призналась мне, что целовала его не один раз, а тысячу, и сказала, что вполне уверена в его победе, равно как и в моей трусости, и заставила дать ей странный обет. До чего только может довести женщину озлобление! Если я откажусь стрелять, то должен дать торжественное обещание никогда больше не драться на дуэли. Можешь себе представить подобную вещь, когда весь мир знает, что я охотнее откажусь от еды, чем от удовольствия обменяться выстрелами.

Дэвид молчал. Мало-помалу в сердце его стал закрадываться страх за своего друга. Он тихо произнес:

– Питер Джоэль часто говорил мне, что человек не должен ничего делать под влиянием минутной вспышки. И я верю ему. Если бы ты обождал до завтра…

– …И стал бы посмешищем всего города? – огрызнулся Пьер. – Чтобы Нэнси пальцем стала указывать на меня на улице? Где же та пресловутая храбрость лесных жителей, о которой ты мне столько рассказывал?!

Пьер встал и вместе со своим другом вышел на улицу. По дороге Пьер не переставал шутить, между тем как Дэвид испытывал все больший страх.

Они миновали город, вошли в лес и через несколько минут наткнулись на опушку, хорошо знакомую Пьеру, который не раз бывал уже здесь и в качестве дуэлянта, и в качестве секунданта. Было без пяти четыре.

Внезапно Дэвид услышал веселые голоса и смех. «Наверное, случайные прохожие, – подумал он. – Не может быть, чтобы люди смеясь шли на кровавый поединок». Он даже обрадовался этому: дуэль будет на некоторое время отсрочена из-за присутствия чужих.

Дэвид посмотрел на своего друга и снова услышал веселый хохот. Пьер нахмурил брови.

– Я узнаю смех доктора Куэ, – сказал он. – Он большой любитель поединков, но сдается мне, что он проявляет дружеское расположение к моему противнику. Ну что же, я в скором времени предоставлю ему работу.

В это время на опушку вышли четверо. Двое остановились у края, а двое направились к Пьеру и Дэвиду.

Один из них, человек маленького роста и худощавый, весело улыбался. Дэвид невольно вспомнил старого мельника Фонблэ. В руках у него был ящик с хирургическими инструментами, и Пьер представил его Дэвиду, назвав доктором Куэ. Вместе с ним был секундант противника, человек средних лет, с чисто военной выправкой.

Пьер как бы случайно посмотрел на двоих других мужчин, остановившихся у опушки. Они стояли шагах в пятидесяти от него. Оба были в длинных плащах и с черными масками на лицах. Легкая дрожь прошла по спине Дэвида Рока. Особенно не понравился ему более высокий, который, подумал он, вероятно, и окажется противником Пьера. В нем было столько достоинства и самоуверенности, что сразу видно было человека, не привыкшего шутить.

Его спутник был невысокого роста и почти юношеского сложения. Но в его осанке тоже сквозили гордость и спокойствие, так что невольно забывался его маленький рост.

Полковник Ташеро, секундант противника, прикоснулся к руке Дэвида.

– Прошу прощения, лейтенант Рок, – холодно начал он. – Солнце начинает заходить, и нам нужно торопиться, а потому давайте обсудим детали. Вы, конечно, знаете, что мой друг – как сторона, которой был брошен вызов, – имеет право выбора оружия, а также ему предоставляется право назначить расстояние и выбрать форму поединка. Мы решили драться на пистолетах, расстояние – десять шагов. И, кроме того, мой друг будет драться инкогнито, не снимая маски, к чему его вынуждает высокое положение в обществе.

– Боится снять маску! – прошипел сквозь зубы Пьер Ганьон. – Одно оскорбление за другим!

Полковник Ташеро ничем не показал, что слышал его замечание, и спокойно продолжил:

– Противники будут стоять лицом друг к другу. Мы считаем до трех с промежутком в пять секунд. На счет «три» противники могут стрелять. Я полагаю, что это все. Вы готовы, джентльмены?

Дэвид был не в состоянии выжать из себя ни слова. Пьер ответил за него:

– Мы готовы, полковник.

Дэвид чувствовал какую-то ноющую боль в груди; это было еще хуже, чем экзекуция. Если бы только стрелялся не Пьер… Лучше бы на его месте оказался он сам!

Полковник Ташеро в это время отмерил расстояние, тщательно обозначив две черты. Доктор Куэ опустился на колени и стал приводить в порядок инструменты. Ташеро поднял руку, и более высокий из двоих мужчин, стоявших у опушки, направился к своему противнику. Дэвид посмотрел на своего друга и, к изумлению своему, увидел довольную улыбку на его губах. Пьер почти смеялся, когда брал пистолет из рук Дэвида и занимал свое место.

– Когда он будет мертв, мы увидим, кто скрывается за маской, – сказал он.

Дэвид встал рядом с полковником Ташеро, замершим наготове с часами в руках.

– Готовы, джентльмены?

– Готовы, – ответило два голоса.

– Хорошо. Начинаем! Раз!

Тик-тик-тик – Дэвид слышал, как шли часы в руке Ташеро, и вместе с тем ощущал, как неистово билось его собственное сердце.

– Два!

Одновременно с этим счетом высокий человек поднял руку и сорвал маску с лица. Тем же движением он сбросил с себя плащ и шляпу. Все это произошло в две-три секунды.

– Теперь, месье, вы можете увидеть мое лицо! – воскликнул он.

Дэвид, совершенно ошеломленный, глядел на своего друга. Казалось, Пьер Ганьон потерял способность мыслить, говорить и двигаться. Его нижняя челюсть отвисла, рот широко открылся, глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит, а пистолет висел в безжизненно опустившейся руке.

– Три!

Это слово, словно пушечный выстрел, раздалось в ушах Дэвида. Пьер все еще стоял не шевелясь, и его лицо, которое несколько секунд тому назад улыбалось, сейчас было мертвенно-бледно и выражало дикий ужас. «Он сейчас будет убит!» –