По экрану быстро передвигались светлые точки. Передача шла вреальном времени, прямо с места событий, словно репортер сидел на спутнике ицелился объективом в двигающуюся под покровом тьмы колонну боевых машин. Громовругнулся:

– Утечка!.. Эти гады заранее знали.

Сигуранцев огрызнулся:

– Утечки не было. Просто аналитики хорошо сработали.

– Еще бы, – сказал Карашахин завистливо, – уних такой штат… Потом у заведующего делами президента триста человек.

– А тебе зачем? – удивился Сигуранцев. – Дачустроить? Только свистни, Громов тебе солдат подкинет. Воевать не умеют, затодачи строить – профессионалы. Всем генералам построили… Дмитрий Дмитриевич,второй эшелон моих людей уже садится в самолет. Через полчаса будут на месте…как только наступит ночь, они завершат начатое… У всех приборы ночного видения,это же все равно что драться со слепыми!

– Мог бы сразу бросить всех, – сварливо сказалГромов. – Ты ж говорил, что задействовал всех!

– Всех, – согласился Сигуранцев. – Сейчаспервый эшелон свалится на отдых, а второму идти дальше. Им отыскивать тайники,убежища, бункеры, а это изматывающая работа.

На экране луч прожектора иногда выхватывал бегущие фигурыспецназовцев: в тяжелых бронежилетах, увешанные со всех сторон пакетами спатронами, гранатами, взрывчаткой.

– Да, – обронил я, – таким рыцарским коням немарафонить… Всеволод Лагунович, давайте завесу информационного прикрытия.Первая волна готова к рассылке?

– Готова и вторая.

– Со второй подождем. Не следует торопиться. Что-то уменя хреновое предчувствие.

Громов проследил за моей ладонью, предложил участливо:

– Нитроглицеринчику?

– Взрыватель не забудь присобачить, – буркнул я.

– Ни за что, – ответил Громов почтисерьезно. – Теперь вы наш президент. И в самом деле – ВерховныйГлавнокомандующий.

И хотя вроде бы все распланировали, но многое идет вкривь ивкось, что-то дублируется, а что-то упускается. Карашахин рассылалзаготовленные сообщения, Забайкалец, министр иностранных дел, информировалправительства и настойчиво добавлял, что наши проблемы – это наши проблемы, чтозначит – внутреннее дело России, суверенной страны.

На другой день с начала операции «Сулла» в Кремль спешилизаспанные члены правительства, я вытащил их из постелей на час раньше.

Над Москвой безоблачное небо. Над всей Россией безоблачноенебо, однако в этой безоблачности время от времени из ничего начинаютпоявляться крохотные облачка, тут же торопливо перекатывается гром, недожидаясь, когда облака вырастут в тучи. С синего неба, просто из ниоткуда,срывается мощный дождь, капли огромные, прочерчивают воздух, как быстросгорающие метеориты из алмазов, все блестит и сверкает, люди бегут варварскивосторженные, в этот момент совсем не общечеловеки, а ликующие дикари, на землемигом образуются лужи с высоко подпрыгивающими «солдатиками», плывут огромные,как бегемоты, пузыри, но дождь прекращается, а вода поднимается белесым паром,и снова небо чистое, безоблачное, а воздух как в бане, все хватают ртами воздухи посматривают вверх: хорошо бы грозу, настоящую грозу!.. С громом, молниями,пусть даже повалит пару деревьев, перевернет плохо поставленный автомобиль, нопринесет перемены…

И где он, этот Урюпинск, подумал я фразой из анекдота,бросить бы все это президентство, закатиться в уютный мирок, где березовый лес,луг, речка, стрекозы над водой, белые кувшинки, на широких мясистых листьяхдремлют, нежась на солнце, толстые зеленые жабы…

В кабинет заглянула Ксения.

– Господин президент, члены правительства уже в сборе.

– Зови, – велел я.

В распахнутую дверь я увидел Забайкальца, Убийло и Каганова,однако первым вошел Новодворский, даже не как премьер, а как будущий президент.За ним вдвинулись грузные тела Павлова и Башмета, дальше пошли вдавливаться,как тесто, Окунев, Шандырин, Гусько, комната заполнялась, на этот разприглашены даже министры земельных ресурсов и научного планирования.

Новодворский спросил встревоженно:

– Что-то случилось?

– Нас собрали так экстренно, – добавил Убийло ипосмотрел на Новодворского. – Что-то случилось?

– Рассаживайтесь, – сказал я. – И держитесьза кресла… Не хочу, чтобы вы брякались, как тургеневские барышни. О взрыве домав Москве все, надеюсь, наслышаны? Нет-нет, меры принимает мэр, у нас другиезаботы. Как выяснилось, это всего лишь отвлекающий маневр, на который мы, ксчастью, не купились… По данным МВД, в анклаве кобызов сосредоточены большиезапасы оружия. Помимо обычного стрелкового, найдены склады с портативнымиракетными установками, способными сбивать боевые самолеты, множествопротивотанковых ракет… Я уж не говорю о прекрасно подготовленных боевиках, чтождали условного часа. Какого?.. Это выяснится на следствии. Сейчас ведетсяоперация по ликвидации складов с оружием и охраняющих их бандформирований. Покаэто все, что могу сообщить.

Ошарашенное молчание длилось долго, первым выкрикнул Агутин:

– Но как же… а не окажется ли, чта это липа подстроенасилами спецслужб, чтобы ужесточить правление? И отодвинуть демократическоевхождении территории России в страны Европы?

– Да-да, – сказал Новодворский, воспрянув. –Сами же завезли туда пару грузовиков с винтовками, а теперь начали зачистку!

Я ответил суховато, резанули слух слова «территории России»:

– Кроме того, обнаружены подземные бункеры. Не простыеноры, а с укрепленными стенами из толстого бетона.

Карашахин вклинился:

– Простите, что прерываю, но уже захвачено около сорокабоевиков с оружием в руках.

– Спасибо, – ответил я, в груди в самом делеслегка отпустило. – Вы сможете с ними встретиться и переговорить.

Новодворский сказал властно:

– Господин президент, это неслыханно! Такие решениябыли приняты без санкции правительства? Я просто требую, чтобы нам позволиливстретиться с этими борцами за свободу и переговорить немедленно!

– Сейчас с ними разговаривают следователи, –отрезал я. – Потом – да, потом беседуйте.

– До самого приведения приговора в исполнение, –добавил Сигуранцев негромко, но я услышал. Похоже, услышали и другие.Новодворский дернулся:

– Это у вас такие шуточки?

– Да, – ответил Сигуранцев и посмотрел ему вглаза. Повторил с наслаждением: – Да, такие вот шуточки, господин Новодворский…

Я опустил ладони на стол, все настороженно следят за каждыммоим движением, веселость и непринужденность как ветром сдуло, а я сказалтвердым голосом, веско и стараясь чеканить каждое слово, чтобы подавить спорыеще до их рождения: