– Если не переносите крови, лучше сразу в вертолет.

– Я могу переносить, – ответил я, – могу непереносить… но президент должен переносить все!

С юга шла колонна тяжелых приземистых танков, башниогромные, чуть ли не с корпус размером, с непомерными длинными стволами. Всепочти до башен забрызганы жидкой грязью, но двигаются бодро, быстро.

Громов сказал с некоторой гордостью:

– Танки грязи не боятся… Эти вот могут даже по болотусо скоростью девяносто километров в час!

Я спросил тупо:

– Так почему бы не пройти весь анклав вот так с ходу?Чтобы все закончилось побыстрее?

– Надо не пройти, а остаться, – ответил онневесело. – Чтобы ООН некому было присылать гуманитарную помощь, а сВостока деньги, оружие и наркотики.

Густой черный дым стелился по синему небу, словно горелсклад с автомобильными шинами. Я проследил взглядом за чудовищными жгутами издыма, прикинул, как это смотрится из космоса, озлился, что все времяпримериваюсь к тому, как на это смотрят и как посмотрят дяди за океаном, и в тоже время надо прикидывать, что отвечу сейчас, а что скажу позже.

Я обошел вертолет с другой стороны, охнул. Отсюда виднее нетолько что наделали танки, но видна и работа пулеметов. Вот там я в тот развышел из машины, меня окружила толпа кобызов… это их тела сейчас лежат вкрасных пятнах, под некоторыми натекли громадные лужи крови, у иных тяжелыеразрывные пули буквально поотрывали у кого руки, у кого ноги.

Уничтожены все, не слышно даже детского плача. Хотя,возможно, в каком-то из уцелевших домов сейчас в зыбке плачет голодный ребенок…

– Пойдемте, – сказал я резко и повернулся квертолету. – Здесь я уже… увидел.

Вертолет набрал высоту, снова внизу побежала серо-зеленаяземля, по дорогам двигались машины, танки. Второе село показалось сравнительнонеповрежденным, солнечный свет заливал домики светло и безмятежно, но темстрашнее абсолютно черное небо, тяжелое и давящее, там, на самом горизонте,что-то горит ужасное, в черноте лишь изредка вспыхивает краснота, словнособирается гроза, но грозы быть не может, это что-то другое. Какие силы природымы вызвали, спровоцировали?..

Мне показалось, что вдали, закрывая горизонт, вырастают горыиз грязно-серого шлака, не сразу дошло, что это на огромном расстоянии дым,потому и кажется почти застывшим, но на самом деле поднимается от земли согромной скоростью.

Дрожь прошла по телу, я смотрел остановившимися глазами, чтоможет гореть так, нет в Рязанской земле ничего такого, что выплеснуло в небостолько пепла, будто взорвался вулкан и сейчас заливает огненной лавойокрестности…

Вертолет шел на большой скорости, я в самом деле вскореувидел внизу сперва огненные ручейки, а затем и огненное озеро.

– Это не мы, – сказал Громов угрюмо, – этоони сами подожгли…

– Нефть?

– Подземное бензохранилище.

– Сколько там?

– Узнаем, когда все выгорит.

Я ощутил страх, что все может застопориться, остановиться, ато и вовсе сорваться:

– Не останавливаться, – произнес я хриплымголосом. – Бросить больше танков, техники. Все должно быть завершено какможно скорее! Об исполнении – доложить.

Сигуранцев произнес:

– Полчаса назад и я отправил туда дополнительныйконтингент. По правде говоря, у меня было нехорошее предчувствие, так чтодержал две штурмовые группы наготове. Нет, новых сведений у меня не было,просто интуиция… Исламские фанатики умеют драться красиво, лихо, умело. Ксчастью, мы сумели под покровом ночи уничтожить девяносто процентов всехкобызов, но теперь будем отдавать пятерых своих хорошо обученных бойцов заодного кобыза. Или десятерых из портяночников Громова.

Громов проворчал:

– Посмотрим, что они смогут со своими снайперскимивинтовками против танков. В селах со смешанным населением кобызов сейчасарестовывают и вывозят в особые лагеря. По крайней мере, все так думают, что влагеря. А в чисто кобызских селах нейтральных нет. Мы не допустим ошибки Чечни,когда нам стреляют в спину и тут же скрываются в толпе «мирных» граждан. И ужене найти, а он, сволочь, через час застрелит другого нашего парня. И снова втолпу, а когда его обыскивают, у него никакого пистолета, паспорт и прописка впорядке, тоже мирный гражданин, а подозрения – не доказательства.

– Да, – согласился Сигуранцев, он бросил на менябыстрый взгляд, – здесь мы себе работу сильно упростили.

Громов тоже посмотрел на меня, сказал с глубокимсочувствием:

– Но почему правильные решения всегда самые тяжелые?

Вернулись мы в тот же день, ближе к концу рабочего дня. Наобратном пути посетили одну из отдыхающих частей, что раньше участвовала вманеврах, оператор заснял, как я беседую с солдатами, даже пробую солдатскуюкашу из котла, после чего незамедлительно вернулись в Москву.

В Кремле тут же на прием напросился Карашахин, явился с листкамибумаги. Лицо нейтральное, даже бесстрастное, кричаще бесстрастное, у меняжелудок начал подниматься к горлу.

– Что, – спросил я, – уже?

Он кивнул:

– В первую же минуту. Ощущение такое, что их телекамерынацелены именно на тот квадрат. Засняты сотни кадров, сейчас анализируются, нонаиболее выразительные уже в печати. Хотите взглянуть?

– Есть на ленте новостей? – спросил я. –Лучше посмотрю вживую.

Комп с голосовым управлением тихонько загудел. На темномэкране поплыли далекие светлые точки, укрупнились, взволнованный женский голоспочти прокричал:

– Нам только что передали данные со спутника, что вРоссии на землях Рязанской области происходит нечто непонятное!.. Военныеучения, которые уже завершены, проходили в ста километрах к востоку. Но только чтосо спутника засекли множество вспышек в ста километрах к югу, при увеличенииудалось рассмотреть горящие танки…

– Уже и горящие танки! – буркнул Громовуязвленно. – Один пока что… Ну, может быть, два-три.

Сигуранцев бросил:

– Скажешь, макеты танков горят. На учениях всегда многопылающих мишеней.

– Подбросим версию, – отозвался Карашахин. –Но как долго сможем держать?

Они повернулись ко мне, я покачал головой:

– Эту или другие будем держать до тех пор, пока несможем объявить, что проблема кобызов… э-э… проблема расшатываниядемографической ситуации решена. Это надо будет сказать так, чтобы на томберегу поняли: с кобызами покончено, реанимировать бесполезно, а противподобных случаев у нас спешно разрабатываются жесткие законы. В том числе июридические. А пока законы не выработаны, говорить будут орудия. И гусеницытанков.