Сигуранцев кивнул:

– Да, это больше ко мне. Хотя, может быть, больше кБосенко.

Босенко за происходящим на экране наблюдал с холоднымравнодушием, пожал плечами:

– Вина уже в том, что такое сказал про Россию. А то,что стрелял в наших солдат, что подбил бэтээр, – меньшее зло. Полагаю, чтопора начинать отстреливать и остальных… Вы понимаете, о ком я говорю?

Новодворский проглотил реплику, но взгляд, который бросил наБосенко, не предвещал ничего хорошего. «Дай только сесть в президентскоекресло, – говорил его взгляд, – в тот же день штатовские коммандоснаденут на тебя наручники».

Уже на всех трех экранах сменялись кадры, снятые камерамивысокого разрешения. В район боев, так упорно называли нашу операцию,корреспондентов еще не допускают, хотя, по словам Карашахина, смишники набежалии размахивают заявками под окнами канцелярии. Крупнейшие агентства еще неуспели прислать запросы на посещение Рязанской области, но вот-вот от них поступят,да не просто запросы, смишники наглеют с каждым днем, у них просьбы давнопревратились в требования, Карашахин время от времени исчезал из кабинета,принимал гонцов от телестудий, обещал подумать, посоветоваться, ведь есликто-то из корреспондентов погибнет, попав во время маневров под танк, то винитьбудут русские войска, а не самого корреспондента, так что лучше погодить, чтобыотправить представителей прессы под охраной и с сопровождением.

Громов, Сигуранцев и Босенко и раньше держались обособленнойгруппкой, теперь дистанция между ними и остальными удвоилась, однако разросласьгруппа: Павлов, Шандырин, Забайкалец, к ним присоединился робкий Каганов, затемУбийло, а Башмет вовсю старался дистанцироваться от тающей группировкиНоводворского.

Каждые сорок минут на мой стол опускалась папка содним-единственным листком. Карашахин отходил почти что на цыпочках, разговорови расспросов избегал, исчезал из кабинета, как тень отца Гамлета.

На листке сменялись только цифры, а графы оставались те же:количество убитых, раненых, стычек. Танки Громова утюжили развалины, вертолетызависали над каждым подозрительным местом, по линю стремительно соскальзывалипарни в бронежилетах, быстрые и ловкие, ничуть кобызам не уступают, но сердцемое сжималось в горечи: у нас такие только элитные войска, их капля в серомморе портяночников, а кобызы все – элита…

Совещание закончилось, но министры по одному и по двое сновавозвращались, у всех находились вопросы, Босенко исчез, на него ляжет основнаянагрузка после того, как Громов выведет танки, а Сигуранцев уберет элитныечасти спецназа ГРУ, Громов и Сигуранцев тоже исчезали, но возвращались, будтоне решались оставить меня одного во враждебном окружении без поддержки.

Может, сказал внутренний голос, это все-таки ошибка, вдруг ненадо так дико, варварски, пещерно? Ведь мы – один человеческий род, безразделения на русских, кобызов, украинцев. Даже без разделения на белых,черных, желтых и краснокожих. Ведь все – один вид, вид человека… ну не будетрусских, будут кобызы. Человечество, возможно, только выиграет. Кобызы с ихнеистовой энергией быстрее выйдут в космос, колонизируют все планеты, ринутся взвездное пространство, заселят Галактику…

Я помотал головой, кровь от слишком быстрого для меня движенияприлила в мозг с силой ударной волны. Вспыхнула боль, в глазах покраснело отприлива, но вместе с тем пришла и злая мысль, что та эволюция, о которой яподумал, давно закончилась. На беговую дорожку вышли уже не отдельные люди, неплемена и нации, а соцсистемы. Если уступим кобызам, то признаем себя слабее, аесли вот так танками, вертолетами, огнем из тысячи крупнокалиберных пулеметовпо всему, что имеет наглость явиться к нам и еще поднимать хвост, –докажем, что у нас есть еще искра жизни, что будем драться за существование, зарусскость, за то зерно, что однажды выкристаллизовало из огромного славянскогомира яростную и стойкую Московскую Русь.

Проще говоря, если вот сейчас доведем до конца эту операцию,то докажем самим себе право на существование. В эволюции право доказываетсятолько одним способом – выживает сильнейший. На том и стоит эволюция, чтобывыживал сильнейший. Если кобызы лучше нас, то пусть докажут, пусть сметутРоссию, как планировали! Мы не случайно одна из самых крупных наций, а этаогромная территория не сама упала в карман: все земли на планете много разотвоевывали друг у друга, и каждый имеет тот клочок, который может удерживатьсилой. Мы завоевали одну шестую часть суши потому, что у нас на это хватилосилы и отваги. Кобызы сумели завоевать за всю свою пятитысячелетнюю историюжалкий клок, да и тот постоянно отдавали разным народам. Что сохранились какнарод – не довод. Венграм доставалось не меньше, пять раз меняли родину поднатиском врагов, но в конце концов прибыли в Европу и создали свое государство.Кобызы – нет, не сумели. Так что нечего заикаться про их лучшую выживаемость.Любой вид стремится захватить как можно больший ареал обитания, этим ондоказывает свою выживаемость. Русские – доказали. Никто нам не помогал и землидобровольно не уступал. А теперь пусть докажут кобызы…

Стало тише и словно повеяло морозным ветерком. Я поднял отбумаг голову, в кабинет входил Сигуранцев, как всегда, штыкообразный, скороткой стрижкой, холодно поблескивающими очками, подтянутый, как графАракчеев.

– Последние очаги, – доложил он. Холодно посмотрелна притихших министров. – Около сорока тайников оказалось в южной части.Есть с подземными ходами на километры, это дает им возможность заходить нашимвойскам с тыла.

– Это не горы, – сказал я недобро. – Взрыватьвсе к такой матери!

Он скупо усмехнулся:

– Так и делается. Сперва пару гранат в яму, потомспускаются первые, снова гранаты в темноту… А потом на глубине взрывают,обрушивая весь свод. Если кто из боевиков останется жив, пусть попробуетвыкопаться своими силами.

Министры слушали с жадностью, новости из первых рук,Новодворский неодобрительно покачивал головой. Я чувствовал, с какой скоростьюработает нанокомпьютер в его голове, с какой легкостью перелопачивает терабайтыинформации, ситуация изменилась резко, это катастрофа для слабых игроков, исчастье для сильных, что в одно мгновение могут получить то, к чему шли долгиегоды.

– Когда можно выбирать из двух зол, – сказаля, – это уже демократия. Мы выбрали. Ладно, я выбрал! Но из двух зол.Каких – знаете. Как сказал один мудрец, правильный путь один – свой! Мы импойдем.

Новодворский поинтересовался чересчур мягким голосом:

– Значит ли это отрицание общечеловеческих ценностей?

– Я застал время, – сказал я, – когда ещебыли мусульмане… Вернее, отголоски общности. Не поняли? Как вы застали другуюобщность: «советские люди». Когда ангелы смерти подходят к разверзшейся могилеи спрашивают грозно: кто ты, а умерший должен ответить: я – мусульманин.Понимаете? Не было турков, сирийцев, арабов: были мусульмане. Первым осмелилсяназваться турком Ататюрк с его революционной партией, недаром его такприветствовал Ленин. Теперь же есть и турки, и ливийцы, и египтяне, ипалестинцы, все они помнят о своих интересах. Что не мешает им оставаться мусульманами.Точно так же мы останемся европейцами… или азиатами, это неважно, хотя преждевсего будем думать о России, а о человечестве… во вторую очередь.