И он впился в мои губы, продолжая ласкать рукой мою куночку.

— Ах, любовь моя, как сладостны преступления, когда намвнушает их безнаказанность, когда сам долг предписывает их. Как приятнокупаться в золоте и иметь возможность сказать: «Вот средство для свершениячерных дел, для высших наслаждений; благодаря ему я могу удовлетворить все своижелания, все прихоти; ни одна женщина не устоит передо мной, и богатство моеслужит закону, а мой деспотизм безграничен».

Я сотнями поцелуев осыпала Сен-Фона и, воспользовавшись еговосторженным опьянением и, прежде всего, его особенно приподнятым настроением,ловко подсунула ему на подпись указ об аресте, оформленный на имя отца Эльвиры,который собирался забрать у меня свою дочь; кроме того, я получила от министраеще две-три услуги, и каждая обошлась ему в пятьсот тысяч франков. А когда онучуял дивные запахи роскошного обеда и когда вкусил его, Сен-Фон изъявилжелание поспать; я отвела его в приготовленную для него комнату, а самазанялась приготовлением к предстоящей ночной оргии.

Сен-Фон проснулся около пяти вечера. К тому времени в салоневсе было готово, и участники драматического спектакля ожидали распорядителя.Справа, обнаженные, увитые гирляндами из роз, стояли три девушки,предназначенные в жертву, которых я расставила как на полотне Ботичелли «Триграции»; всех троих я нашла в монастыре в Мелунэ, и красоты они былинеобыкновенной.

Первую звали Луиза, ей было шестнадцать лет — юнаясветловолосая красавица с ангельским личиком.

Вторая звалась Елена — пятнадцатилетняя прелестница, тонкаяв талии, стройная, пожалуй, несколько высокая для своего возраста, с длиннымикаштановыми волосами, заплетенными в две косы, с глазами, излучавшими любовь идоброту. Хотя она была прекрасна, на мой взгляд, еще прекраснее была Фульвия,очаровательнейшее создание, также шестнадцати лет от роду.

В самом центре для контраста я поставила несчастноесемейство, все трое также были обнажены и опоясаны черным крепом, родителибросали друг на друга отчаянные взгляды, приготовляясь к самому худшему, у ихног лежала восхитительная Юлия; их тела обвивала тяжелая длинная цепь, и левыйсосок Юлии оказался зажатым в железном звене и сильно кровоточил. Один конеццепи был пропущен между бедер мадам де Клорис, и железо впивалось прямо вовлагалище. Делькур, которого я облачила в устрашающие одежды демона,восставшего из глубин ада, и вооружила мечом, предназначенным для последнегоакта, держал другой конец цепи и время от времени дергал его, причиняя ужасныестрадания всему семейству.

Чуть дальше в позе каллипигийской Венеры, спиной к Сен-Фону,задрапированные в белую с коричневым газовую ткань, через которую хорошо быливидны их ягодицы, стояли четыре молодые женщины.

Первая, двадцати двух лет, великолепно сложенная, настоящаяМинерва, звалась Делия.

Вторую звали Монтальм — двадцатилетнее, в расцвете красоты,юное создание с атласной кожей.

Девятнадцать лет исполнилось Пальмире. У нее были золотистыеволосы и романтическая внешность девушек той породы, которые особеннообольстительны, когда они плачут.

У семнадцатилетней Блезины был коварный взгляд, безупречныезубки, сладчайшие, горящие желанием глаза.

Этот полукруг замыкали два здоровенных, также обнаженныхлакея, около двух метров ростом, с устрашающими членами; они стояли лицом другк другу и периодически обменивались страстными поцелуями и ласками.

— Восхитительно! — одобрил Сен-Фон, шагнув черезпорог. — Божественно! Это доказывает твой талант и ум, Жюльетта. Подведитеобвиняемых ближе, — скомандовал он. Потом приказал мне сесть радом с ним;Монтальм опустилась на колени и начала сосать ему член, а Пальмира, грациозноизогнувшись, подставила свой зад.

Делькур подвел все семейство к Сен-Фону.

— Все вы обвиняетесь в чудовищных преступлениях, —начал министр, — и я получил от королевы приказ казнить вас.

— Это несправедливый приказ, — с достоинствомотвечал Клорис, — ни я, ни моя семья ни в чем не повинны, и тебе это хорошоизвестно, негодяй! (При этих словах Сен-Фона охватил такой восторг, что он струдом сдержался, чтобы не кончить.) Да, ты отлично знаешь, что мы ни в чем невиноваты. Но если нас в чем-то подозревают, пусть предадут справедливому суду иизбавят от мерзкой похоти злодея, который хочет только удовлетворить своимерзкие страсти.

— А ну, Делькур, — скомандовал министр, —пошевели-ка цепью.

Палач с такой силой и резкостью рванул за конец цепи, что извлагалища мадам де Клорис, из груди ее дочери и бедра ее мужа потекла кровь.

— Ты говоришь о законе, — продолжалудовлетворенный Сен-Фон, — но сам же и нарушил его, и преступление твоеслишком серьезно, чтобы ты мог уповать на его защиту. Теперь тебе нечего ждать,кроме его карающего меча, так что готовься к смерти.

— Ты — выродок тирана и отродье потаскухи, — гордоответил Клорис. — И судить тебя будут потомки.

Сен-Фон пришел в ярость, его член угрожающе зашевелился иувеличился в размерах. Он шагнул к скованному цепью наглецу и что было силнесколько раз ударил его по лицу, выкрикивая ругательства, потом плюнул ему вглаза и стал тереться членом о груди Юлии.

— Я вижу, ты сошел с ума. Не стоит упоминать потомков,лучше позаботься о себе сейчас. Если ты — мужчина, докажи это.

— Скотина! Будь я свободен, ты бы в панике сбежалотсюда.

— Ты прав. Но ты не свободен и останешься в моейвласти, а я получу от этого огромное удовольствие. Неужели ты собираешьсялишить меня удовольствия? Только попробуй!

— Ты же обязан мне всем, что имеешь, негодяй!

— Тебе остается только себя корить за это, —сказал министр, взялся за член своего благодетеля и помял его в руке, потомвелел мне вдохнуть в него жизнь. Однако и мои усилия были безуспешными. Увидевэто, Сен-Фон повернулся к Делькуру: — Отведи этого человека в сторону и привяжик столбу. Королева предоставила мне самому выбрать пытки, которые будутпрелюдией к их смерти. — Потом обратился к несчастным пленницам: — Сейчасвы узнаете, что такое настоящая мерзость, и Клорис будет этому свидетелем.

Заметив, что Делькур недостаточно крепко привязал главусемьи, Сен-Фон исправил оплошность палача и заодно обрушил на беднягу новыеудары.

— Я сам убью его, — сказал он Делькуру. — Ясвоими руками хочу выпустить из него кровь.

Будучи всегда аккуратным и пунктуальным в том, что касалосьзлодейства и распутства, он наклонился и недолго пососал член Клориса, затемрасцеловал его зад. Потом взял в рот орган стоявшего рядом Делькура. После чеговыпрямился и принялся страстно целовать палача в губы, а минут через пятьсказал мне: