Волкодав ответил, обращаясь по-прежнему к Лихобору:

– Скажи боярину, что девушка решила послужитьгосударыне и будет при ней, пока государыня не уедет.

– Вот оно что, – улыбнулся боярин. Насквозь тебявижу, говорил его взгляд. Спрятал девку. Умён. Кнесинкой от меня заслонил…

За что же ты отослал их, боярин, думал между тем Волкодав. Ужпрямо за посрамление? Или тем тебя посрамили, что мне одному втроём хребет несломали?

Совсем беззаботной улыбки у боярина не получилось. Дурманныйпорошок делал своё дело, оставляя в улыбке всё меньше человеческого. Лучезарразвязал поясной кошель и вытащил длинное ожерелье. Полюбовавшись им присолнечном свете, Левый протянул его младшему телохранителю, зная, что старшийне возьмёт всё равно:

– Это ей. Пускай носит да меня добром поминает.

Лихобор пообещал передать.

Ожерелье было, какие в Галираде дарили своим девушкамбезденежные голодранцы. На них шла почти дармовая смола, добывавшаяся вокрестностях города. По виду она напоминала янтарь, но, в отличие от него,легко плавилась. И крошилась прямо в руках. То есть барахло барахлом, норемесленная мысль и тут не ведала удержу. Кое-кто лил расплав в хитрые формочкии нанизывал на жилку петушков, уточек и лошадок. Иные, совсем уже жулики,добавляли песок, мелкий лесной мусор и мёртвых насекомых – от муравьёв дораскормленных тараканов, пойманных в ближайшей харчевне. Остывшие глыбкираскалывали на неправильные куски и успешно продавали несведущим чужеземцам занастоящий самородный янтарь.

Когда боярин уехал прочь со двора, Волкодав повертеложерелье в пальцах и вернул Лихобору: тебе дадено, ты и вручай.

– Скажи ей, чтобы прежде вымыла хорошенько, –посоветовал он отроку.

– Почему ты никогда не говоришь с боярином? Толькочерез кого-то? – любопытно спросил Лихобор.

Волкодав пожал плечами, соображая, как быть. Вот так прямовзять и вывалить – страсть не люблю, мол, Лучезара и боюсь, не досталось бы емушею сворачивать? Близнецы Левого любили не больше него. Но рукопашная схватка сбоярином парням, вскормленным при дружине, могла присниться разве в дурном сне.Как же! Витязь из наивятших, у кнесова престола по левую руку стоял! С ним итут, в походе, пребывает кнесова воля. Мыслимо ли от него, вождя, пагубыожидать? Да и самому на него меч вроде точить?..

Пока Волкодав раздумывал, в груди затеплился маленькийуголёк, быстро разгоревшийся в пламя. Как всегда, венн боролся до последнего,силясь остановить приступ, и, как всегда, не совладал. Он тяжело сел наземь, иМыш с отчаянным криком завертелся у него над головой.

Волкодав почувствовал, как рот наполняется кровью, и ощутилподле себя кнесинку. Почему-то он твёрдо знал, что кому-кому, а ей о его хворяхзнать было незачем. НЕЛЬЗЯ. Волкодав сделал над собой страшное усилие, и кашельотступил. Чудо из тех, которые удаются раз в жизни.

Волкодав открыл глаза и в самом деле увидел над собойкнесинку. Родниковые глаза были двумя омутами беспокойства:

– Что с тобой, Волкодав? Что с тобой?..

Он поднялся на ноги и ответил, не очень надеясь, что голоспрозвучит по-людски:

– Да так, государыня. Ничего.

Голос не подвёл его, но в глазах кнесинки как будто что-тозахлопнулось. Казалось, она хотела заговорить с ним, но передумала ипромолчала. А потом повернулась и пошла прочь.

Молодая государыня гостила в Ключинке ещё три дня, и за этовремя никаких ссор между хозяевами и гостями не произошло. Никто ни на кого неначал коситься, но надо ли говорить, что до самого отъезда галирадцев местныедевушки, ключинские и с болот, ходили по лесным тропинкам не иначе как всопровождении отца, братьев и жениха. Волкодав сильно подозревал, чтоблагодарить за это следовало не Кетарна, а его невесту, сумевшую что-то шепнутьна ухо матери и подругам. Потом поезду кнесинки настала пора двигаться дальше.

Волкодав уже вывел из конюшни Серка и смотрел, как слуги иохочие помощники из вельхов укладывали в повозку лубяные короба с имуществомгоспожи. Работа была в самом разгаре, когда к нему подошла Ане и с нею Кетарн,почему-то прятавший руку за спиной.

– Уезжаешь, – поздоровавшись, проговорил вельх. –Что ж, заглядывай, когда мимо случишься.

– Может, и загляну, – сказал Волкодав. Емуказалось, что за эти несколько дней Кетарн повзрослел лет на десять. По крайнеймере, превратился из драчливого юнца в справного молодого мужчину.

– Вот, возьми на память, – вдруг сказал ему сынрига. – Чтобы вправду дорога не позабылась.

Вынув руку из-за спины, он протянул Волкодаву вдетый в ножныкинжал. Тот самый, с рукоятью в виде позолоченного человечка. Привезённый споля сражения у Трёх Холмов.

Волкодав покачал головой:

– Больно дорогой подарок, отдаривать нечем.

Ане лукаво заглянула ему в глаза:

– А ты разве не отдарил?

Кетарн же добавил:

– Не обижай, возьми. Я его хотел поднять на хорошегочеловека… Руку мне жечь станет, когда выну из ножен.

Делать нечего, пришлось взять и повесить на пояс. Волкодаведва управился с этим, когда Ане решительно подошла к нему вплотную.Дотянувшись, она обняла рослого венна за шею, заставила нагнуться и, ничуть нестесняясь глазевшего народа, крепко поцеловала в губы. Ошарашенный Волкодавпосмотрел поверх её головы и встретился глазами с Кетарном. Ревнивый женихподмигнул ему, а потом заговорщицки улыбнулся. Историю, выдуманную Лучезаром,знали все. Правду – только они трое да ещё, может, старейшина.

Ане отступила на полшага, и Волкодав спросил её:

– Ожерелье-то где?..

Девушка засмеялась, вновь заставила наклониться и поведалана ухо:

– Богу Болотному подарила!..

Было время когда-то. Гремело, цвело… и прошло.

И державам, и людям пора наступает исчезнуть.

В непроглядной трясине лежит потонувшее Зло

И герой, что ценой своей жизни увлёк его в бездну.

Что там было? Когда?.. По прошествии множества лет

И болото, и память покрыла забвения тина.

Только кажется людям, что Зло ещё рвётся на свет:

До сих пор, говорят, пузырится ночами трясина.

До сих пор, говорят, там, внизу, продолжается бой:

Беспощадно сдавив ненасытную глотку вампира,

До сих пор, говорят, кто-то платит посмертной судьбой

За оставшихся жить, за спокойствие этого мира.

Сивур испокон веку считался пограничной рекой. Здеськончались владения галирадского кнеса. Дальше до самых велиморских Враттянулись сумежные земли, населённые племенами, никому не платившими дани. Быликое-где в лесах и деревни, но рассчитывать на такой приём, какой оказали кнесинкелуговые вельхи, больше не приходилось. Хуже того: всем было отлично известно,что здешний народ промышлял как умел и отнюдь не чурался разбоя. В скоромбудущем, когда между двумя державами пойдёт бойкая торговля и зачастяттуда-обратно купеческие обозы, сами собой возникнут вдоль оживлённого трактасторожевые городки, появятся вооружённые разъезды. Однако пока этого не было ив помине.