Переправляться через полноводный Сивур предстояло наплоскодонном пароме, приводимом в движение вёслами. Этот паром спускали на водув основном ради приезжих с их изнеженными, непривычными к трудам и опасностямлошадьми. Сами вельхи, если случалась нужда, вытаскивали из сараев вёрткиекруглые лодки, обшитые бычьими кожами, а закалённые кони переправлялись надругой берег вплавь. В Ключинке ещё помнили, как герои давно прошедших времёнвыбирали себе для будущих подвигов скакуна. Загоняли в реку табунок жеребят ипримечали того из них, кто не выскакивал в испуге обратно на берег, а,наоборот, отважно выплывал на глубину.

Переправа через реку вроде Сивура – дело не вполнебезопасное. Это не какая-нибудь лесная речушка, которую лошадь переходит вброд,не замочив брюха. Старшины охранного воинства собрались на совет возлевытащенного на берег парома. Явился с ближайшими подручными Лучезар, пришлипредводители отрядов, выставленных галирадскими землячествами – сольвеннами,вельхами и сегванами. Пришёл и Волкодав. В вожди он не лез никогда, но старшемутелохранителю кнесинки полагалось хотя бы знать, что вожди затевали. Аптахардружески с ним поздоровался. Мал-Гона, рыжеусый вельхский старшина, вежливопоклонился, сольвенн Мужила равнодушно кивнул.

Боярин Лучезар недовольно хмурился, похаживая вокруг паромаи время от времени гулко пиная ногой толстые просмолённые доски. Чёрная смола пачкалазелёные, расшитые цветным шёлком сапоги, но Левый не обращал внимания: не емуоттирать, на то слуги есть и рабы.

– Лапоть дырявый, – ругнулся он, оставив паром ивозвращаясь к остальным. – Хорошо, если один раз до того берега доберётся,не развалившись посередине!.. Значит, так: первым делом, чтобы не вымочить,перевезём сестру со служанками и десятком воинов для охраны. Потом станемвозить моих молодцов и велиморцев… доколе лохань эта по досочке не рассядется.Вы, городские, после дружины. А не захотите ждать – сами на лодках или вплавьвместе с конями. Ничего, небось не размокнете.

Трое витязей-Лучезаровичей со скучающим видом переминались убоярина за спиной. Им, что он ни реши, всё хорошо, всё любо. Волкодав быстропосмотрел на старшин ратников: не станут ли возражать. Они не стали. Их дело –хорошо воевать, если придётся, а решения пускай принимают кто познатней.Волкодав спросил себя, удосужились ли эти трое, как он, загодя осмотреть пароми убедиться, что плоскодонная посудина была пускай не нова и весьма неказиста,но отнюдь ещё не отжила век. Да и плавала последний раз не так уж давно, апосему и рассохнуться не успела…

– Решили, значит, – проговорил Лучезар.

– Нет, – глядя под ноги, сказал Волкодав.

Все повернулись к нему.

– Как это нет? – раздражённо удивился боярин, и наскулах у него выступили красные пятна. – Как это нет?

– Вначале должна переправиться половина воинов. Илидаже больше. Причём сколько дружинных, столько и городских, – сказалВолкодав.

Он смотрел за реку. Там, куда предстояло причалить парому,виднелась чистая поляна около стрелища в поперечнике. А за ней и кругом –сплошная стена леса. Да не красного бора, как по сю сторону, а густого ельникапополам с несоразмерно вытянувшимися берёзами. Дорога с поляны уходила в этотлес и сразу куда-то сворачивала. Чаща, конечно, была хорошо разведана иместными, и охотниками из отряда. Но переправить туда кнесинку и оставить сослужанками и жалким десятком бойцов?..

– Когда они сядут в сёдла, – продолжалВолкодав, – перевезём госпожу. Потом остальных.

– Что?.. – задохнулся боярин. – Это кто ротраскрыл? Полководец прославленный? Над двумя отроками начальник?..

Витязи радостно изготовились, но Волкодав не сдвинулся сместа и ничего не ответил.

– Ладно! – сказал Лучезар. – Сделаем, как ясказал, а кто недоволен, может в Галирад возвращаться.

Волкодав, по-прежнему глядя за реку, раздельно проговорил:

– Пока я жив, государыня на первый паром не взойдёт.

Витязи призадумались, поскучнели. Старшины началипереглядываться. Первым, покашляв в кулак, подал голос Аптахар:

– По мне, так послушал бы ты его, государь Лучезар.Хёгг меня съешь, не так уж он и неправ.

Сольвенн Мужила на всякий случай отступил от него в сторону,чтобы не выглядеть причастным к дерзким речам. Зато Мал-Гона подёргал себя заусы и решительно присоединился к сегвану:

– Наши братья, ключинские вельхи, не стали быпредлагать бан-рионе дырявый паром. Телохранитель дело говорит, государь.

– Этого ты хотел? – дрожащим от ярости голосомобратился Лучезар к Волкодаву. – Чтобы мы между собой перессорились? А тои драку затеяли, пока разбойники лесные сестру мою в мешок сажать будут?

Волкодав посмотрел в глаза сегванскому старшине и сказал:

– Передай боярину, Аптахар, что я ссорить никого ни скем не хочу. Но на первом пароме кнесинка не поедет.

Он по-прежнему не смотрел на боярина, но краем глаза видел,что того затрясло. Ещё он видел подходившего к ним велиморского посланника.Благородный нарлак чем-то неуловимо напоминал ему Фителу: то ли чёрными ссеребром волосами, то ли спокойным достоинством человека не воинственного, ноумеющего за себя постоять.

– О чём спор, господа мои? – подойдя ипоздоровавшись, спросил велиморец.

Мужила, видно, понял, что отмалчиваться больше нельзя, истал объяснять:

– Да вот, государь Дунгорм, Лучезар Лугинич говорит,что паром хлипок, и хочет сперва Елень Глуздовну перевозить, а телохранитель,вишь, упирается, сказывает, вначале половину отряда…

Посланник Дунгорм обвёл спорщиков внимательным взглядом. Забоярской любовью он особо не гнался, а вот невесту своему господину хотелдоставить живую и невредимую. Он пожал плечами и предложил:

– Я со своими людьми рад буду испытать крепость парома.Мы можем переправиться прямо сегодня, а завтра, в самом деле, отчего бы первымпаромом не перевезти госпожу…

Делать нечего, пришлось Лучезару ответить согласием. Понял,наверное: возьмись он упорствовать, и это показалось бы странным. Волкодав,однако, расслышал, как заскрипел зубами боярин, и спросил себя: почему тот такстоял на своём? Из одной спеси? Пусть, мол, я неправ, но как сказал, так истанется?.. Или ему надо было зачем-то, чтобы кнесинка почти одна оказалась натом берегу?..

Сперва эта мысль показалась телохранителю слишкомчудовищной. Всё же он заставил себя не отмахиваться от неё. Он в своей жизниповидал всякого. И успел усвоить: хочешь прожить на свете подольше, всегда будьготов к самому худшему. И ещё. Есть люди, которых не обязательно подводить ксамому краю, чтобы они собственную мать предали.

Или сестру.

Надо ли говорить, что в последнюю ночь Лихослав неотлучноторчал у парома, а Лихобор то и дело навещал его там. Когда дошло дело допереправы, Волкодав сам возвёл кнесинку на паром и дальше чем на шаг от неё неотходил. Когда же до того берега осталось полтора стрелища, он сказал ЕленьГлуздовне: