И он недоуменно замолчал, склонил голову, как побежденный, иэто гладкое, белое лицо напомнило мне кого-то другого, и долгий, долгий мигпрошел, прежде чем в моей памяти всплыло лицо Клодии, которая стояла в номерегостиницы «Сент-Габриэль» и просила меня превратить Мадлен в вампира. Тот жебеспомощный взгляд, крушение надежд; я вспомнил, как жалел ее, как забывалобо всем. И он, как тогда, собрался с силами. И тихо произнес:

«Я умираю».

Я смотрел ему в глаза, я единственный перед Богом слышал этислова и знал, что это правда… но ничего не сказал.

Долгий вздох слетел с его губ. Он склонил голову, безвольноопустил руку в траву и прошептал:

«Ненависть, месть – вот истинные страсти».

«Не для меня, – тихо ответил я. – Уже не дляменя».

Он остановил на мне темный, спокойный взгляд.

«Я верил, что, пережив всю эту боль, ты снова потеплеешь,наполнишься любовью, тем диким, неутолимым любопытством, с которым ты в первыйраз пришел ко мне, той жаждой знаний, которая привела тебя в мою келью вПариже. Я надеялся, когда боль пройдет, ты простишь меня за смерть Клодии. Онаникогда не любила тебя так, как любил тебя я и как ты любил нас обоих. Я виделэто и верил, что смогу привязать тебя к себе и удержать, и тогда времяоткроется перед нами, и мы будем учить друг друга. Мы будем счастливы. Я будуохранять тебя от твоей боли. Моя сила станет твоей силой. Но ты, мертвыйвнутри, холодный и недосягаемый, как эти современные картины, состоящие излиний, и я не могу ни любить их, ни постичь.

Я содрогаюсь рядом с тобой, потому что смотрю в твои глаза ине вижу отражения…»

«Ты хотел невозможного! – быстро ответил я. –Разве ты не понимаешь? Я тоже этого хотел, но с самого начала мы былиобречены».

Едва уловимо шевельнув губами, он поднял руки, словнопытаясь оттолкнуть мои слова.

«Я хотел найти любовь и добро в этой живой смерти, –продолжал я. – Но это было изначально обречено, потому что нельзя любить ибыть счастливым, заведомо творя зло. Можно только тосковать о недостижимомдобре в образе человека. Но есть один выход. Я знал его еще задолго до приездав Париж, я знал его еще тогда, когда впервые убил человека, чтобы утолитьжажду. Единственный выход – моя смерть. Но я так и не принял ее, не смог этосделать, потому что, как и все создания, не хочу умирать! И я искал другихвампиров, Бога, дьявола, сотни других вещей под сотнями других имен, но всеоказывалось одним и тем же злом. Все было не так, потому что я всегда знал, чтопроклят, если не Богом, то собственной душой и разумом, и никто не смог быпереубедить меня. Я приехал в Париж и встретил тебя. Ты казался мне прекрасным,могущественным, спокойным, недостижимым. Но ты такой же разрушитель, как я,только безжалостный и коварный. Ты показал мне, кем я могу стать, какой глубинызла, какой степени безразличия надо достичь, чтобы заглушить эту боль. И япринял этот путь. Их больше нет – этой страсти, этой любви. Ты видишь сейчас вомне свое собственное отражение».

Арман молчал. Он давно уже поднялся и стоял теперь спиной комне, глядя на реку. Я тоже смотрел на реку и думал, что больше ничего не могусказать, ничего не могу сделать.

«Луи», – Арман поднял голову, его голос звучал глухо инезнакомо.

«Да, Арман», – откликнулся я.

«Тебе нужно от меня что-нибудь еще?»

«Нет, – сказал я, – о чем ты?»

Он не ответил и медленно пошел прочь. Сначала я подумал, чтоон решил просто немного пройтись по илистому берегу реки, что он хочет побытьодин. Но вскоре он превратился в точку на фоне волн под светом луны, и я понял,что он уходит навсегда. Больше я его никогда не видел.

Только спустя несколько дней я окончательно осознал, чтоАрман покинул меня. Он так и не вернулся за своим гробом, и через месяц я отнесего на кладбище Сент-Луи и поставил в склеп рядом со своим. Давно заброшеннаямогила стала последним приютом единственной вещи, оставшейся после Армана. Носкоро меня стало тяготить присутствие этого гроба. Я все время думал о нем:просыпаясь вечером и засыпая на рассвете. Однажды ночью я вытащил гроб и разбилна мелкие кусочки, спрятав их в высокой траве между могилами.

Вскоре после этого ко мне пришел молодой вампир Лестата. Онумолял меня поделиться своими знаниями об этом мире, стать его товарищем иучителем. Помнится, я сказал ему, что наверняка знаю лишь одно: если увижу егохоть раз, то непременно убью.

«Знаешь, каждую ночь, когда я выхожу на охоту, кто-то долженумереть, пока я не найду в себе мужество покончить с этим, – сказал яему. – А ты самый подходящий кандидат на очередную жертву: убийца, такойже отвратительный, как я».

Следующей ночью я уехал из Нового Орлеана, потому что печальне оставляла меня. Не хотелось больше думать об умирающем в старом доме Лестатеили об этом грубом молодом вампире, который упорно преследовал меня… или обАрмане.

Я хотел оказаться в незнакомом месте, ни о чем невспоминать, ни о чем не думать.

Вот и все.

Молодой человек смотрел на вампира, а тот, сложив руки настоле, щурясь, глядел на движение ленты в диктофоне. Под глазами у него залегликрасные полукружья, лицо осунулось, и выступающие на висках вены казалисьвырезанными из камня. Он сидел тихо и неподвижно, только зеленые глаза жили набелом лице.

Юноша откинулся назад, провел рукой по волосам, коротковздохнул и сказал:

– Нет. – И повторил громче: – Нет!

Но вампир не слушал, он смотрел на серое небо.

– Не может быть, чтобы все так кончилось, – юношаподался вперед.

Вампир, по-прежнему глядя в небо, коротко и сухо рассмеялся.

– Все, что вы пережили в Париже… – голос молодогочеловека становился все громче, – любовь к Клодии, другие чувства, даже кЛестату… Это не могло кончиться таким отчаянием. Но именно отчаяние владеетвами!

– Замолчи. – Вампир резко поднял руку, равнодушноперевел взгляд на юношу. – Повторяю еще раз: иначе быть не могло.

– Я не согласен, – сказал юноша, скрестил руки нагруди и решительно мотнул головой.

Вдруг он отшвырнул на голые доски пола свой стул и сталрасхаживать из угла в угол. Но когда он повернулся и заглянул в глазасобеседнику, слова замерли у него на губах.

Вампир смотрел на него с гневной и горькой усмешкой.